- Однако же, – услышала она через дверь голос удивлённого Зенриса. Очевидно, в чём-то Ривелсея действительно была для него необыкновенной. Он к таким людям не привык.
На следующие сутки, точнее, почти уже в момент их завершения, девушка-ратлер по имени Ривелсея только ещё открыла дверь дома Адеста и уединилась в своей комнате. В доме Адеста все уже, видимо, спали, поэтому вряд ли она бы кого-нибудь могла увидеть, но просто ей нужны были тишина и одиночество, чтобы всё продумать, проанализировать и понять.
Она сидела час или даже два, понемногу пила из большой кружки ратлерский напиток и размышляла. Тем для размышления у неё было вполне достаточно. Согласно своему обещанию, она вновь навестила дом Зенриса, и там ей пришлось перенести ещё один разговор с его хозяином. На этом раз хозяин был в доме не один, около него находился какой-то тощий, короткий и, как показалось Ривелсее, очень пронырливый и юркий человечек такого телосложения, что его, казалось, при желании можно задушить одной рукой. Что Ривелсее и хотелось сделать уже с самого начала разговора, поскольку именно он с ходу обрушил на неё целую лавину вопросов, Зенрис же молчал: либо не мог высказываться в присутствии вышестоящего (притом что голова Зенриса находилась на четверть метра ближе к потолку, нежели голова его гостя), то ли предоставлял ему тягаться в хитрости с Ривелсеей в одиночку, то ли просто опять впал в своё обыкновенное или обыкновенно-притворное состояние апатии. Само собой разумеется, что весь разговор происходил опять в том же погребе, куда Зенрис сразу предложил спуститься, аргументируя тем, что он любит вести беседу при свете свечей. Про статуэтку он уже больше ничего не сказал – просто взглянул на Ривелсею и не сказал. И показывать её он уже не рвался.
Коротышка же, напротив, был очень активен и расспрашивал обо всём, что касалось и не касалось главной темы – желания Ривелсеи помогать Ночному Посольству: где она родилась, где провела детство и юность, живы ли и кто по профессии её родители, почему она не живёт с ними, что думает об Анрельте, замужем ли и почему нет. Насколько, по её мнению, различается жизнь в городе и в деревне; почему, наконец, она ушла из Стражи, сколько лет в ней служила, в каком городе и в каком отряде. На эти все вопросы Ривелсея ответила правдиво или почти правдиво, поскольку скрывать ей было нечего (в этой сфере). Конечно, о том, как и где она провела и чем занималась последний год, ей пришлось умолчать. Но потом вопросы пошли уже гораздо хуже: кто надоумил уйти из Стражи, откуда узнала про Посольство и Терона, как и когда попала в Анрельт и где сейчас проживает. Здесь уже пришлось ввернуть несколько ухищрений в общий, в принципе, по-прежнему правдивый ход истории и сказать, что про Терона ей сказал парень, с которым она приехала в Анрельт (его имени она называть не стала), про Посольство – знакомый из Келдара, из Стражи ушла сама, а сейчас живёт на Речной улице, где ей предоставляют комнату за плату. Адеста она решила лучше не называть, поскольку было неизвестно, насколько простирается знание Ночного Посольства. Казалось вполне вероятным, что оно может иметь представление и о рыцарях Разума, и потому разумнее было не рисковать.
Непросто сказать, насколько все её ответы удовлетворили этого человечка. Выслушав их, он что-то быстро написал на бумажке и убрал её в карман.
- Хорошо, Ривелсея, – сказал он своим писклявым и неприятным голосом. – Твои слова могли бы внушать доверие, но на слово мы не склонны верить никому, теперь тебе придётся всё доказать на деле.
«На деле» прозвучало как-то нехорошо. Или Ривелсее просто так показалось.
- На каком? – спросила она тихо и осторожно.
Зенрис, до этих пор молчавший, теперь вступил в разговор.
- Это нашей дорогой Ривелсее вы скажем завтра, вернее, я скажу, пусть она придёт в любое время ко мне домой. А сейчас, поскольку она уже, я думаю, устала, то может спокойно отправляться домой. Да, я полагаю, ведь за окном уже ночь.
Окно Зенрис явно имел в виду абстрактное, поскольку ни одного окна в подвальчике не было. На этом разговор и завершился. Ривелсея, когда все поднялись наверх, тепло попрощалась с обоими и, перешагнув через порог дома Зенриса, ступила в ночь. При этом уже спиной она уловила, что кто-то недобро посмотрел ей вслед.
Ривелсея долго сидела и не тушила свет. Думала о завтрашнем дне, а думалось совсем не о том, а точнее – обо всём на свете. О маленькой комнатке в Цитадели Порядка, которая сейчас пустовала – это ведь теперь был её дом. (Когда-то она снова там окажется? Пока неизвестно). Об Айледе, успевшем, похоже, привязаться к ней – товарище, которому она доверяла и которого не видела уже очень долгое время. Интересно, стал ли он уже ратлером или всё ещё учится у Келлнарта? И если стал, то каким стало его первое задание? Впрочем, о задании лучше даже не думать. Если помнить о классе сильнейших, к которому он собирался примкнуть.
О Веттар Нарте; даже ратлер, даже самая мощь не может и не в состоянии заглушить полностью и угасить до конца все абсолютно эмоции и всплески и волнения разума. Чувство к Веттар Нарту давно уже остыло, но была память, сильная и обжигающая память о тех днях, когда оно было горячим и не давало жить. Сейчас, конечно, оно уж не беспокоило её, но, по крайней мере, о нём можно было вспоминать тогда, когда ночь и не спится. Ведь именно память, и только память, приходит на помощь и разгоняет скуку – осколками прошлого. Но она же может незаметно подменить скуку на тоску и необычайно обострить бессонницу и отогнать сон, и это произошло и сейчас, в холодную, хотя уже и апрельскую ночь, наполненную мощными ароматами зацветающих во дворе кустов жасмина. Мысль Ривелсеи быстро унеслась к родной деревне, к матери и отцу, и лицо её резко отобразило печать, которая сильнее всех изменяет его и которую труднее всего не заметить – печать боли, неподвижной и острой, оттого что время отдалило её, но не способно было избыть.
Спать Ривелсея легла за три часа до рассвета, близко к тому часу, когда начинают гаснуть звёзды и ночной мрак перестаёт течь и клубиться и начинает светлеть и редеть. Анрельт спал уже давно, и спал довольно мирно, лишь изредка слышался стук прохожих по камням и периодический лязг доспехов городской Стражи, но это нисколько не мешало спать и только успокаивало – город ночью охранялся.
Глава 16
Ривелсея доспала до позднего утра и встала с неохотой. Позавтракала и напилась чаю из только что приобретённой у Стекольщика чашки. Позавтракала по-ратлерски плотно, чтобы энергии тела хватило на весь день: кусками нажаренного накануне мяса, сыром и хлебом. Перед этим, как всегда – час на ежедневные тренировки. Двадцать минут – на обычные приёмы, сорок – на «вихрь Победы». «Ничто, даже абсолютная мощь, не поможет тому ратлеру, который пренебрегает постоянными упражнениями с оружием и не шлифует и не оттачивает каждый день те приёмы, которые намерен когда-нибудь использовать в бою». В первую очередь, говоря это, Веттар Нарт имел в виду именно «вихрь Победы», поскольку он был необычайно сложен, необычайно быстр и очень эффективен в некоторых ситуациях. Ривелсея никогда не ленилась: Адест, пока она у него жила, подолгу иногда сидел на верху лестницы, глядя, как Ривелсея (поскольку в комнате места было мало, ей приходилось выходить в коридор) вертится внизу в бешеном по скорости и упоительном по красоте смерче металла и смерти – то ли не желая прерывать её занятия, то ли не решаясь спускаться вниз. Он успел переменить отношение к Ривелсее: если сначала считал её почти союзником, то теперь уже начинал думать, что она одна из высших ратлеров, ключевая фигура, расположенная близко к Повелителю. И то и другое было крайностями, весьма мало соответствующими действительности. Как раз где-то посредине между ними в данный момент времени Ривелсея и находилась на своём длинном, в жизнь протяжённостью, Пути ратлера.
К Зенрису Ривелсея явилась где-то в околообеденное время. Он встретил её приветливо. Его доверие Ривелсее, кажется, удалось уже завоевать.