- Никто не желает войны, – сказал Дивайтен. – Но она приходит сама.
- Да? – спросил тот с доверчивостью в голосе. – Но нет же, нет! Вот вы – вы желаете всем войны! Войны городу, войны себе, войны людям…
- Мы никому ничего не желаем, – отрезал Дивайтен. – А ты так ничего и не скажешь? Правда ничего не знаешь?
- Я… как же… я скажу, – человек этот явно был немного не в себе, видимо, после боли не совсем отошёл. – Я скажу… Вот вы – несёте войну и считаете, что это ваш долг. Да, так и есть, долг, долг и ведёт её за собой. Но зачем, зачем он нужен, этот самый долг?
- Ты что вообще сказать-то хочешь? – спросил тот самый парень рядом с Ривелсеей. – Или так, просто бормочешь лишь бы о чём? Но только нам ведь некогда!
- Конечно! – по мере течения разговора данный субъект оживлялся всё больше и больше. – Ты идёшь, ты спешишь убивать! Даже не знаешь, зачем тебе это нужно. И всё-таки идёшь! Несмотря на то, что именно тебя, возможно, сегодня и убьют! И несмотря на то, что никто, никто-никто, не тянет тебя на верёвке и не мешает пойти и заняться любым делом, какое тебе нравится!
- Но-но, – оборвал Дивайтен. – Хватит тут болтать, мы все знаем, зачем идём. Пойдём, ребята!
Отряд двинулся, медленно двинулся за командиром.
- Вот подумай, – этот странный человек никак не успокаивался, он резво забежал в голову отряда. – Что будет тебе за выгода, если тебя убьют? – Он снова ткнул пальцем в того же бедного парня. И тот, это было видно, растерялся.
- По крайней мере, – пробормотал он, – я буду знать…
- Нет, – оборвал его незнакомец, - Ничего ты не будешь знать, а будешь валяться в кустах с разбитой головой. И никто даже не вспомнит про тебя, потому что мёртвые никому не нужны!
«Как это всё похоже на мои собственные мысли», – подумала Ривелсея. – «Он выглядит немного ненормальным, но ведь в чём-то он прав. Так и будет. И, возможно, что и со многими из нас. И со мной…»
- Вы все должны подумать, – сказал он тихо и миролюбиво. – Ты! – Он вновь указал на парня. – И ты! – На того, что шагал рядом. – И ты! – Прямо на Ривелсею. – И ты! И ты!
Почему-то многие сразу же нерешительно затоптались на месте, словно было сказано что-то новое и принципиально важное. «Безобразие!» – подумала Ривелсея. Ей не доводилось ещё, к сожалению, видеть ратлерских отрядов, но она была уверена: вот так вот бессмысленно топтаться на месте и слушать слова какого-то проходимца вместо того, чтобы выполнять данное им задание, ратлеры не могут.
- Дивайтен, мы ведь на задании? – спросила она.
- Да, конечно, – немедленно отозвался тот. Он открыл уже рот, чтобы отдать решительную команду, но незнакомец уловил психологический момент и опять опередил.
- Тихо! Я скажу! – он смешно воздел руки, собираясь словно держать речь. И тут же голос его потерял резкость и смягчился, становясь плавным и убедительным. Полилось сладкоголосие; сколько Ривелсея ни вспоминала потом, ей не удавалось вспомнить дословно то, что говорил этот человек. Она лишь хорошо помнила, что вся его речь была полным бредом. Он бормотал что-то о том, что долг – это рабство, что он навязан извне, что внутри у каждого есть свобода, которая выше. И о том, что люди навязывают друг другу вещи, не имеющие ценности, и делаются от этого несчастными. Внушаемые с детства принципы делают из человека раба. Скинуть с себя внутреннее рабство труднее, чем внешнее. Ни одного устоя, внутренняя свобода – и не надо борьбы! А люди свободные не станут убивать. Основой должны стать не чужие мнения, а собственный разум.
«Что ты знаешь о Разуме, пустомеля!» – подумала, но почему-то не сказала Ривелсея. Больше всего её удивляло то, что все слушали, между тем как её эта болтовня начинала раздражать.
- Каждый, кто не желает умереть как дурак, – вещал тем временем взбесившийся проповедник, – конечно, бросит сейчас это безумное мероприятие и отправится домой. Туда, где находятся люди, ожидающие его живым. А потом, конечно же…
- Дивайтен, – раздражение Ривелсеи стало расти в гнев, тем более что у неё начинала болеть голова, – ты командир, или мне взять командование на себя?
- Что? – спросил тот. – Ты забыла, что Хейлер говорил о дисциплине? Не доросла ещё быть командиром, понятно?
- Мы так и будем стоять тут, как ослы на базаре?
- А вот скажу, и будем стоять! – огрызнулся тот. – И право руководить я никому отдавать не собираюсь! А и послушать не грех: он дело говорит! Ты что думала, война – это флаги и подвиги? Нет, девочка, война – это смерть, грязь и много-много силы!
«Опять «девочка», – подумала Ривелсея. – «Меня что теперь, все так называть будут?»
- Ладно, вообще говоря, конечно, – проговорил Дивайтен. – В чём-то ты права: отряд! Двигаемся дальше!
Никто особо-то не пошевелился.
- Отряд! – повторно возгласил Дивайтен.
- А ты не торопись, – вновь полилось сладкоголосие. – Одумайся и ты тоже и не веди на смерть тех, кто желает жить. Каждый сам выбирает. И если ты хочешь, то отправляйся драться один! Те, кто с тобой, намного более разумны, чем ты!
- Дивайтен, – опять обратилась Ривелсея. Её вдруг озарила одна мысль. – Тебе не кажется, что это – вражеский элемент? Что он тут зубы нам заговаривает?
Но Дивайтен даже не ответил.
- Отряд! – рявкнул он изо всей мочи. – Построиться! Я приказываю!
- Он зовёт вас на смерть, – тихо и печально произнёс проповедник. – Ну что ж, идите, те кто хочет. Я не могу же вас привязать, даже желая вам добра. Однако, – он как будто призадумался, – не будет ли стоить спасение всех ваших жизней – жизни одного ополоумевшего и утонувшего в превратных понятиях о долге, глупого человека?
Он замолчал.
- Да! – тут же раздался голос одного из мужчин. Взглянув на него, Ривелсея сильно удивилась: вначале он показался ей довольно разумным и надёжным. – Да, правильно! Ему наплевать, он всех угробит ради своих амбиций! Так может, убить его самого?
- Что? – спросила Ривелсея. – Ты что, ополоумел, что ли?
- Нет, нет, девушка, – это сладкоголосие. – Не ополоумел, а напротив, уразумел очень важное. И ты ведь тоже, наверное, умереть не хочешь. Тебя дома, наверно, родители ждут, так неужели весть о твоей смерти…
«В самую точку, ведь и правда ждут», – подумала Ривелсея. То ли от напряжения – момент и правда был очень напряжённый – то ли ещё от чего, головная боль стала сильнее, словно в виски вонзились сотни маленьких иголочек. Но, собственно, ничего такого в этом не было.
А вот Дивайтен, кажется, собой уже не владел.
- Что? Меня? – на его лице возникло крайнее удивление. – И притом – ты? Мы же с тобой уже восемь лет в одном отряде! Да помнишь ли ты, как я тебя на своей спине полумёртвого тащил? Я же жизнь тебе подарил, а ты, как тварь неблагодарная! Но если так – то я заберу назад мой подарок!
Он обнажил меч.
- Дивайтен, – твёрдо сказала Ривелсея. – Глупостей не делай. Предлагаю уничтожить этот враждебный элемент и двигаться дальше.
- Ну уж нет, – зарычал тот, – сначала я разберусь с предателем!
- Он не предатель! Я его защищу! Он ведь правду говорит! – раздалось несколько голосов.
Взвились два клинка. Раздался первый лязг. Брызнула первая сила – Дивайтена рубанули по бедру. И первый крик, соответственно, тоже раздался.
- Ну что же, пора вмешаться, – сказала Ривелсея. Холодно и тихо лязгнул ратлерский меч. «Великий Мастер Веттар Нарт». Его появление здесь, конечно, всё бы решило. Но он ведь и был здесь – пусть не сам. Но здесь была его ученица.
Сладкоголосие стало нервничать. Целеустремлённость Ривелсеи, видимо, напрягала.
- Она безумна, она несёт зло, она всем желает войны!! – прозвучал голос, уже далеко не настолько ровный и спокойный.
Никто на это не отреагировал, продолжалась только нелепая схватка Дивайтена с бойцами собственного отряда, и они были слишком ею увлечены.
- Девушка! Опомнись! Убийством не принесёшь добра, рассуди разумно, и ты это поймёшь! Отринь своё зло, и тоже станешь свободной!
Ривелсея сделала шаг вперёд. Снова заныло у виска.
- Остановись! Остановись! Остановите! – взметнулось сладкоголосие. К удивлению Ривелсеи, уже знакомый ей парень резко развернулся и встал на её пути. Глаза у него были какие-то странные, его, пожалуй, следовало даже остерегаться. Он рывком, порывисто, достал свой меч из маскировочной тряпицы. Порывисто и совершенно нелепо им замахнулся – на неё, Ривелсею! Очень-очень неправильно и нелепо замахнулся: она отбила, даже не задумываясь. И спросила: