— Не шибко комфортно. — ответил Паратов. — Как и условились, посажен в яму, ждёт тебя, все глаза проглядел.
— Ну ничего, ничего. Вот чего попрошу, Валер: отправь-ка ты несколько парней своих пару добрых берёз найти. И верёвку пусть с собой прихватят. Знаешь, как надо сделать это?
— Можешь не объяснять. — ухмыльнулся Паратов, а отец Паисий, не сразу вникнув в то, о чём говорили эти двое, истово перекрестился. Звиад, заметив это, развёл руками:
— А как по-другому? Собаке — собачья смерть. — а батюшка потупил взор, решив не вступать в спор с капитаном.
— Но сперва, наик, всё же я с ним побеседую. — продолжил капитан. — Ты, Федь, вроде участвовать хотел, нет?
— Не то, чтобы с радостью, но раз надо — то надо. — ответил Срамнов.
— Другого и не ждал. — улыбнулся Звиад. — Тогда, значит, завтра, прямо с утра, ко мне подъезжай да и приступим, благословясь.
Отец Паисий окликнул Фёдора, когда тот уже дошёл до дороги. Увидев настоятеля, спешащего к нему, стуча своим посохом, в мешающем быстрой ходьбе подряснике, Срамнов развернулся.
— Постой-ка, Феденька! Уж и не думал, что догоню тебя! — выдохнув, улыбнулся старик. — Не сильно торопишься?
— Я теперь вроде безработного, куда мне торопиться?! — с улыбкой ответил Федя.
— Ну, «безработный»! Не торопись ещё. Пошли, пройдёмся тогда? — взял под руку Федю отец Паисий. — Поговорим?
— Поговорим, батюшка…
Соврешенно неожиданно старец повёл Фёдора не к храмам, куда он полагал, направится настоятель, а по дороге, на край села. Смеркалось, скоро наступит час, когда вся эта потусторонняя мерзость становится наиболее активной, и Федя забеспокоился.
— Не дёргайся, далеко не пойдём. — ткнул его в спину отец Паисий. — Ну что, сынок, решился ты наконец?
— На что, батюшка?
— Ну как на что? Крест свой взять понести.
— Да какой тут крест… Многие думают, что это бегство.
— Пусть себе думают. Глупые: куда бежать-то? От себя не убежишь.
— Не одобряете, батюшка?
— Почему так решил?! Разве у тебя выбор был?
— Да какой выбор! Все эти годы вставал и ложился с одной мыслью… Понимал, что надо что-то предпринимать — а что?! А тут Маша…
— Понимаю. Сам бы также решил.
— Правда что ли?!
— А как иначе?! Я-то знаю, как ты себя за то, что вышло с семьёй твоей, коришь.
Фёдор закурил, задумавшись. Они стояли посередине дороги, уводящей из села в сторону Бежецкого шоссе и небо темнело на глазах.
— Хотел поделиться, отче, информацией с вами, да не знал как. — выдохнув дым в сторону от старика, наконец сказал Фёдор.
— Ну, говори.
— Маши это касается. Не знаю уж, что вы скажете, но у нас со Степан Политычем понимание следующее: Маша — она не совсем как бы Маша была…
— Думаешь, америку мне открыл? — вдруг перебил его отец Паисий. — Давно знаю об этом, да молчу. Ждал, когда кто-нибудь ещё додумается. Сам дошёл, помог кто?
— Разобрался во всём Политыч, често скажу. Это всё он. Я-то тут что… Вопрос в другом: как понимать это всё следует?
— Как понимать? — переспросил, оглаживая бороду старец. — Да так и понимать, как отец Александр Политычу твоему объяснил. Думаешь, не знает Церковь об этом обо всём. Знает. И ещё до того знала, как Беда пришла. Да кто будет слушать только? Пока всё хорошо, скажут: мракобесы. Пальцем у виска покрутят. Материальный мир — он же понятный, а тут что? И я знал, скажу тебе. Мы с отцом Александром скоро во всём разобрались, присматриваясь к ней. А отчего молчали, спросишь? А зачем это людям?! И без того забот хватает. Кроме того, людям нужны герои в тяжёлое время.
— Прямо как я сказал повторяете!
— Значит, и ты это понимаешь…
Но ведь не по душам поговорить повёл его старый настоятель, и не абы куда, а сюда, прочь из села, на эту дорогу? Фёдор чувствовал некоторую неопределённость. Ему казалось, что он сказал уже или может сказать что-то не то, не так, и разговор с батюшкой так и не состоится. Что нужно старику от него, после сегодняшнего Совета? Отрезанный ломоть, что, напутствовать его повёл? Да рано вроде бы. Что хотел сказать ему отче, о чём поговорить? Возможно, предостеречь от чего?
— Не мучайся. — прервал его размышления старик. — Не поучать, не бранить тебя не стану, хоть и надо бы — за вчерашнее.
— Тогда что?
— Не первый раз снится мне сон один, Федя. И повторяется снова…