– Все, – наконец объявил он. – Не просто задавайте вопросы, а расскажите обо всем, что знаете.
Кей ничего не скрыла, не боясь запятнать память о матери или оскорбить честь флота, решив платить правдой, чтобы узнать правду. В конце она прибавила:
– Когда заболела мама, адмирал, многое из того, о чем она рассказывала, ей могло почудиться. Возможно, придумала и эту любовную историю. Может, тот офицер, бывший, как она утверждала, моим отцом, вовсе не имел с ней ничего общего, а вероятно, ни один человек не любил маму так сильно, чтобы жениться. Вы вправе сомневаться в моем рассказе, я тоже не вполне во всем уверена, но надеюсь, из-за этого вы не откажетесь помочь мне отделить факты от лжи.
После того, как она замолчала, Маккин долго сидел, барабанил пальцами по столу.
– Как вас зовут, юная леди? – спросил он наконец.
– Кейулани Тейату.
– Сколько вам лет?
– Только исполнилось семнадцать.
– Значит, все это произошло более восемнадцати лет назад. Весьма трудно, если не невозможно, найти какие-то записи. Их может вообще не существовать. Сокрытие преступления всегда связано с уничтожением улик.
– Знаю. Но должна попытаться.
– Меня беспокоит другое – если не сможем найти ответ, вы посчитаете, что мы по-прежнему покрываем своих.
– Тогда позвольте мне отыскать его, сэр, и не будет причин волноваться.
Тонкие губы Маккина невольно дернулись в короткой усмешке. Рука резко взметнулась. Схватив трубку одного из трех телефонов, он набрал несколько цифр и хрипло бросил:
– Коммандер[13] Болтон? Это адмирал Маккин. Зайдите ко мне в кабинет. У меня для вас задание.
Одетый в тропическую форму – белую сорочку с короткими рукавами и без мундира, – коммандер Джим Болтон всего за пять минут успел добраться от здания, где размещалась служба прессы, до штаба. С каждым сердитым шагом решимость Джима Болтона убраться к черту подальше от Пирл-Харбора и вновь оказаться за штурвалом патрульного судна поднималась на несколько градусов. Верно, что ночные вахты на реке Меконг, когда приходилось следить за продвижениями врага, – отнюдь не веселое задание, а Вьетнам – не лучшее место на земле. В одну лунную ночь, в марте прошлого года, судно попало под обстрел вьетконговцев, и четыре пулеметные пули прошили плечо и грудь; одна прошла через кость и ткани в трех дюймах от сердца.
Но все же бывали дни, по сравнению с которыми его теперешнее существование казалось пустым и никчемным. Прежде всего, он любил свою команду, а матросы были ему искренне преданы, но, что важнее всего, на патрульном судне он никогда не ощущал тоски и сознания собственной никчемности. По мнению Болтона, скука и смерть – настолько близкие состояния, что лучше по возможности избегать того и другого.
Последние две недели он забрасывал командование рапортами о переводе на корабль, подальше от этой дурацкой канцелярской службы! Офицер по связям с общественностью! Чушь собачья! Ему осточертело выполнять роль гида во время бесчисленных экскурсий для репортеров «Нью-Йорк таймс» или «Вашингтон Пост», приезжавших на базу с визитом сенаторов и их жен, демонстрировать мощь и военную подготовку флота США и пускать в ход все возможные доводы, убеждая, что война во Вьетнаме была неизбежна. Болтон знал, почему на него повесили эту работенку, – отнюдь не в качестве награды за перенесенные в бою страдания, и, уж конечно, не потому, что трепотня была его основным занятием до войны. Просто он идеально выглядел в мундире, словно только что сошел с плаката, призывающего молодежь идти на флот. Высокий, с густыми прямыми волосами цвета полированного дуба, бледно-голубыми глазами и энергичным подбородком с крошечной ямочкой, Джим всегда считал собственную грубоватую красоту одновременно проклятием и счастьем. Ему никогда бы не удалось заплатить за учебу в колледже, если бы не работа в доме моделей, где он демонстрировал мужскую одежду для каталогов. Потом два года в Гарвардской школе бизнеса, перед тем как его забрали на войну из офицерского резерва.
Джим, конечно, ничего не имел против взглядов, бросаемых на него девушками из высшей школы, сокурсницами в колледже, хотя не успел ни с кем завязать более тесных отношений, должно быть, потому, что выбор был слишком разнообразен.
Но когда эскалация вьетнамской войны заставила службу подготовки офицеров резерва призвать на действующую службу офицеров запаса, Болтон оказался командиром уже побывавших в бою людей, столкнулся с насмешками и открытым сомнением относительно того, достаточно ли он храбр и умен, чтобы вывести их живыми из этой войны. Они дали ему прозвище «хорошенький мальчик» и говорили в лицо, что у него кишка тонка командовать.
Злобные сукины дети, не задумываясь, шли на риск, может, даже не очень-то цеплялись за жизнь. «Хорошенький мальчик», скорее всего, побоится испортить мордашку и лишиться всех преимуществ красивой внешности.
Но Болтон сумел убедить их в обратном. Уже после первого боя никого не удивило, что он оказался в числе троих раненых; он первым бросался навстречу опасности; очертя голову подставлял грудь под вражеские пули, чтобы успеть вытащить остальных раненых в безопасное место.
Теперь, только из-за внешности, Болтона превратили в нечто вроде выставленного в витрине на общее обозрение манекена; рекламы флота, и от этого он все больше ненавидел работу офицера по связям с общественностью.
К тому времени, как Джим повернул на тропинку, ведущую к штабу, нетерпеливое желание вернуться к настоящей службе достигло высшей точки. Кажется, Маккин намекал насчет нового задания; что-то насчет необходимости провести в архив дочь отставного офицера, служившего в Пирл-Харбор во время корейской войны и помочь найти старое свидетельство о браке.
Потрясающе! Она, возможно, решила подарить родителям альбом к золотой свадьбе!
Решительно перешагнув порог здания штаба, Джим решил отправиться прямо к Маккину, заявить, что с него довольно, и для пущего эффекта отказаться выполнять очередное дурацкое поручение. Но тут он увидел девушку, сидевшую на скамейке перед приемной, и замер. Она казалась погруженной в мечты; светящиеся сине-зеленые глаза сосредоточенно уставились в одну точку, голова слегка наклонена, так что длинные медные волосы не скрывают лица. Никогда еще Джим не встречал такой головокружительной красоты.