– У меня полный мешок болтов! – Крикнул он им, коленом поддавая по мешку. – Здесь хватит на всех вас и еще останется! А вы никогда не догоните мою лошадь! Слышите меня!?
Странное молчание воцарилось на поле. Они стояли, глядя с ненавистью на простого мальчика способного не думая убивать взрослых, а он копил силы. Он не надеялся что они послушают его. Но еще одного он собрался отправить на Суд Всевышнего если они не одумаются.
И они одумались. Тихо и грязно ругаясь, они отступали к лесу, даже почти не оглядываясь на него. Осторожно обходя проклятых Питер направил свою лошадь туда, где упала Ингрид.
С трудом, разыскав девушку и ее лошадь, мальчик слез с седла и попытался вытянуть девушку из под тяжеленной туши кобылы. У него не получалось, а лежащая с закрытыми глазами девушка ничем не могла ему помочь. Стараясь не думать о том, что девушка может быть мертва, Питер снова обхватил ее подмышками и потянул на себя, буквально впиваясь каблуками в мягкую землю.
У него получилось. Уложив Ингрид на траву, Питер стал теребить ее, пытаясь привести в чувства. Но что бы не делал мальчик, только голова девушки безвольно моталась по траве, а сама она даже кажется, не дышала. Не зная, что предпринять и все больше охватываемый отчаянием мальчик даже подумал, что у него хватит сил закинуть девушку в седло и так довезти ее до стражи. Но, только взглянув, на высокий круп стоящей рядом лошади и на седло, в которое он сем-то с трудом взбирался, он в отчаянии откинул эту идею.
И перед ним встал совершенно чудовищный выбор. Оставить ее одну, беззащитную в траве и самому скакать искать помощь, или остаться с ней в надежде, что девушка придет в себя.
Но он не слышал ее дыхания, он не видел, чтобы ее грудь вздымалась и опускалась, и все больше и больше впадая в панику мальчик решился. Он взобрался в седло и даже не взял с собой арбалета оставленного рядом с погибшей лошадью. Совершенно позабыв, что конюх говорил о скачках в густой траве, он гнал и гнал свою лошадь к далеким вьющимся дымкам. Он надеялся, что там будут друзья. Он надеялся найти там помощь для Ингрид.
3.
– Она будет жить. – Сказал Андре Норре, вытирая руки о не сильно чистую тряпку, поданную ему одним из стражников. – Перелом руки и бедра. Если не хотите что бы у нее были проблемы, то месяц она должна оставаться в покое. Я вправил кости и закрепил повязку. Единственное что мне надо будет осматривать ее и проверять, как идет срастание. С рукой проще. Там я просто наложил плотную повязку. Хочу вам сказать господа… Это удивительно. Она ни разу не вскрикнула от боли. И у нее нет шока. Она просто сама спокойно стерпела эту боль…
Барон хмуро кивнул и пробормотал что-то на счет его «породы».
– За то, узнав, что вы приказали выпороть плетьми этого… Питера, кажется, она, простите меня барон, расплакалась. Навзрыд.
Фон Эних свирепо взглянул на врача и тот только улыбнулся. Свирепость барона его не пугала ничуть. Но барон, плохо отходящий от той кровавой бани, что они учинили на улицах города, все же нашел в себе силы что-то проговорить уже более спокойно. Ни Андре Норре, ни стража не разобрали, что он сказал. Пройдясь по комнате, в которой он прождал все время пока врач занимался его дочерью, барон, наконец, спросил:
– А Питер что? Он как там вообще?
– Ну, я его еще не осматривал. – Сказал врач и добавил: – Но двадцать пять плетей… думаю, он все так же без сознания как его и унесли с площади.
– Осмотрите его. И остальных наказанных тоже.
– Повешенных осматривать? – с глупой улыбкой спросил врач.
– Им-то ваша помощь зачем? – злясь, проговорил барон и вошел в комнату дочери.
Выйдя на крыльцо, вновь отвоеванного баронского дома, Андре Норре встретился с Марком и спросил его:
– Ну, как? Нагнали?
Видно было, что баронету было сложно отвечать, но он заставил себя сказать:
– Они были заражены. Мы казнили их всех. До единого. Я лично зачитывал приговор барона.