С улицы послышались крики. Я перегнулся через парапет. Собиралась толпа, которая намеревалась проводить Цицерона к месту инаугурации. На другом конце долины в утреннем воздухе явственно проступали очертания храмов Капитолия.
— Что это было, молния? — спросил Целер у ближайшего хранителя священных птиц. — Надеюсь, что так, а то мои яйца уже отваливаются.
— Если ты видел молнию, — ответил хранитель, — значит, это действительно была молния.
— Ну, хорошо. Это была молния, да еще и на левой стороне небосклона. Запиши это, сынок. Поздравляю тебя, Цицерон. Это знак благосклонности богов. Мы можем отправляться.
Однако Цицерон его как будто не слышал. Он неподвижно сидел на кресле и, не отрываясь, смотрел вдаль. Проходя мимо, Целер положил руку на его плечо.
— Мой кузен Квинт Метелл просил передать тебе привет и робко напомнить, что он все еще за городской стеной ожидает своего триумфа, который ты обещал ему в обмен на его голоса. Так же, как и Лициний Лукулл. Не забывай, что за ними стоят сотни ветеранов, которых они легко могут собрать. Если дело дойдет до гражданской войны — а все идет к этому, — они именно те люди, которые смогут войти в город и навести здесь порядок.
— Благодарю тебя, Целер. Ввод солдат в Рим — это именно то, что нужно для того, чтобы избежать гражданской войны.
Это должно было быть саркастическим замечанием, но сарказм отскакивает от Целеров наших дней, как детская стрела от металлического панциря. Авгур покинул крышу с неповрежденным чувством собственного достоинства. Я спросил у Цицерона, чем могу ему помочь.
— Напиши мне новую речь, — мрачно ответил новый консул. — И оставь меня одного.
Я сделал, как он просил, и спустился вниз, стараясь не думать о той задаче, которая стояла перед ним: выступить экспромтом перед шестью сотнями сенаторов по поводу закона, который он только что впервые увидел, зная при этом наперед, что все, что бы он ни сказал, вызовет недовольство у той или иной группировки в Сенате. Одного этого было достаточно, чтобы у меня испортилось пищеварение.
Дом быстро заполнялся не только клиентеллой Цицерона, но и людьми, которые заходили с улицы, чтобы высказать ему свои поздравления. Цицерон приказал, чтобы на инаугурации не экономили, а когда Теренция заводила разговор о расходах, он с улыбкой отвечал ей: «Македония заплатит». Поэтому каждый, кто входил в дом, получал в подарок несколько фиг и мед. Аттик, который был лидером всадников[16], привел за собой большой отряд людей своего сословия, поддерживающих Цицерона; всем им, вместе с ближайшими сторонниками Цицерона в Сенате, возглавляемыми Квинтом, было предложено горячее вино в таблиниуме. Сервия среди них не было. Мне удалось сообщить и Квинту и Аттику, что популярский закон уже вывешен и что это было очень плохо.
В это же время нанятые флейтисты также пользовались гостеприимством Цицерона, вместе с перкуссионистами, танцорами, представителями городских участков и главами триб. Здесь же присутствовали официальные лица, чье появление было связано с постом консула: писцы, толкователи знамений, переписчики, чиновники суда и двенадцать ликторов, которых Сенат предоставил для охраны консула. Не хватало только того, кто должен был играть главную роль в этом спектакле, и мне все сложнее и сложнее было объяснять его отсутствие, потому что к этому времени все уже знали про закон и все хотели знать, что Цицерон собирается делать. Я отвечал только, что хозяин все еще с авгуром и скоро спустится. Теренция, закованная в свои новые драгоценности, прошипела мне, что я должен взять ситуацию в свои руки, прежде чем дом окончательно растащат. Я взял на себя смелость послать двух рабов на крышу за курульным креслом, велев им объяснить Цицерону, что символ его власти будут нести впереди процессии — объяснение, которое вполне соответствовало действительности.
Это сыграло свою роль, и вскоре Цицерон спустился — я с облегчение заметил, что он снял свою заячью шапку. Его появление сопровождалось пронзительными криками толпы, многие из членов которой были уже навеселе от подогретого вина. Консул передал мне таблички, на которых был записан закон, и прошептал мне, чтобы я захватил их с собой. Затем уселся в кресло, сделал приветственный жест рукой и попросил всех представителей казначейства поднять руку. Таких набралось около двадцати человек. Невероятно, но в то время это были практически все люди, которые управляли Римской империей из центра.
— Граждане, — сказал Цицерон, положив мне руку на плечо. — Это Тирон, который служит моим секретарем с тех времен, когда я не был даже сенатором. Вы должны относиться к его распоряжениям, как к моим собственным. Любой вопрос, который вы хотели бы обсудить со мной, вы можете обсудить с ним. Устным отчетам я предпочитаю письменные. Я рано встаю и поздно ложусь. Я не потерплю взяток или коррупции в любой форме, а также сплетен. Если вы совершили ошибку, не бойтесь сказать мне об этом, но делайте это быстро. Запомните эти вещи, и у нас с вами не будет проблем. А теперь — за дело!
16
Всадник — изначально служащий в коннице римский гражданин; во времена Цицерона также принадлежащий к сословию всадников.