Томми сидел рядом. Ждал, когда отец наконец решит двигаться дальше. Потом сказал, глядя перед собой, — солнце уже поднялось высоко, но смотреть на него можно было совершенно спокойно:
— Пап, эти, вчера… они ведь были военные.
— Дезертиры, наверное, сынок. — Кларенс тоже взглянул на алый диск. — Когда русские сделали три восьмерки, у них тут за сутки разбежалась почти вся армия. Я хорошо помню, как это было.
— Пап, — Томми встал коленями на сиденье, — пап, мне не нравятся вон те тучи. Вон те. Справа от солнца. Смотри!
Отец и сын замолчали, глядя вперед.
Бурый, комковатый, шевелящийся полог надвигался с северо-запада. Небо словно быстро и равномерно закрашивали грязной краской.
И эта краска… была живой.
— Если бы мы были в Канзасе, я бы решил, что приближается ураган, — как можно спокойней сказал майор.
— Это и есть… ураган? — Томми вздрогнул, не сводя глаз с небосклона.
Тучи коснулись края солнечного диска и неостановимо, плавно ползли дальше и дальше.
— Нет, — покачал головой Кларенс. — Тут не бывает такого.
— А что это, пап?
— Я не знаю, сынок, — честно ответил майор.
— Это что-то страшное, — медленно сказал мальчик, снова возвращаясь взглядом к туче. — Смотри… птицы летят. И как много… — Он подался к лобовому стеклу. — Пап… пап, они убегают от этой тучи. Пап, ты видишь?! — И вдруг выкрикнул тонко: — О господи, пап!!! — И, отшатнувшись назад, всем телом влип в кресло — так, что оно хрустнуло.
Завопила Джессика.
Майор видел. И чувствовал, как холодеет, покрывается липким потом тело, поднимается дыбом каждая волосинка на коже. Ему вдруг захотелось завыть, выскочить из машины и бежать прочь, бежать с криком, бежать, пока…
Нет, тут дети. Его сын и дочь.
Страх не прошел. Но теперь его можно контролировать. Хотя это трудно. Неимоверно трудно.
Бежали не только сплошным небесным ковром улетающие птицы. Через дорогу вдруг потоком — нескончаемым, алогичным и ужасным — хлынули из леса звери. Бок о бок — и самые разные. Молча. Хищные и травоядные. Мелкие и крупные. Майор даже не предполагал, что в окрестных лесах столько живности.
Джессика замолчала, втиснувшись между двумя передними сиденьями. Том обнимал ее одной рукой, закрывая глаза. Поток животных иссякал, хотя птицы все летели и летели… и падали, разбиваясь друг о друга. Две или три упали на машину, мазнув красным по лобовому стеклу. В десятке шагов от сидящих в автомобиле людей прошел большой медведь; прямо напротив машины он вдруг поднялся на задние лапы и угрожающе заревел, запрокинув голову с оскаленными жуткими клыками к небу. Стоял и ревел так долго, с полминуты. Больше никого из животных не было, а он все высился на фоне сделавшегося низким, бугристым, отливающего странным багрянцем неба. Когда вдали на юго-востоке исчезла последняя полоска яркой, сияющей голубизны, медведь словно бы опрокинулся на все четыре лапы и пошел прочь через дорогу, громко хрипя и мотая головой. Исчез в тенях на другой стороне шоссе.
Полумрак, понял Кларенс. Это не тени. Просто стало темно. Как в самый пасмурный осенний день или даже вечером. Более-менее видно, но читать, например, нельзя… А ведь сейчас утро. Сейчас еще нет восьми часов утра.
Тот дрожащий гул, на который обратил его внимание сын, не прекращался, как и подрагиванье земли. Вдобавок начался ветер. Это было видно даже из машины. Шевелились перья одной из мертвых птиц перед лобовым стеклом.
— Выйди, убери их, — приказал Кларенс сыну. — Джессика, сядь сзади и постарайся ничего не бояться. Мы сейчас поедем… А пока помоги мне посчитать оружие, хорошо?..
Три автомата (один Том взял с собой; Кларенс бросил мельком взгляд на лобовое стекло, на старательно закушенную губу работающего сына) — «калашниковы» с постоянными прикладами под русский калибр 5,45, на одном был американский подствольник М203PI, к которому имелась всего одна граната; кассету с остальными Кларенс вчера забыл на трупе. Двадцать один магазин, считая те, что на автоматах. Вроде бы все полные. Пять ручных гранат. Гранаты тоже были американские — противопехотные М67. Пистолет — майор помнил, что вчера видел на бедре у одного из убитых кобуру, но… но тоже забыл его. Ладно. Пусть.
Том, очистивший машину скребком, вернулся и сказал, что ветер холодный, а увидев, что внутри считают оружие, тоже вспомнил вчерашний пистолет и спросил: