— Вам нужна помощь. — Произнёс он почти без акцента. — Я доктор.
— Рррр…назад! — Крикнул Эмиль, хотя незнакомец не сдвинулся с места.
— Я врач, вы ранены. Позвольте помочь.
— Помочь…как же. Так я и поверил МНР-овской крысе. Тебе только дай волю, вцепишься в руку зубами и отгрызёшь. А ещё лучше, вколешь чего-нибудь и за хозяевами побежишь. Я вижу, ты их много пригрел в этой норе. Ходите, в рты им заглядываете…перевязочки, инъекции, примочки. Они же враги свободного народа! Наши враги! Предатели революции! Они…они же таких как ты сотнями в лагеря, на лесоповалы и в шахты. Стреляют, душат, травят, забивают вас десятками. Хотя…тебе Изукиту это в радость, да? Тебе бы хотелось…
— Я Изувит по долгу крови. Вся моя родня Изувиты. Но мне горько от этого. Горько от того, что мой народ сам себя рвёт на части, как и твой. Горько от осознания того, что мы глупые дети, которые вечно стремятся разделиться, и жить каждый своим. И от самой мысли, что какому-нибудь Изукиту сейчас грозит опасность мне больно. Так что заткнись. Если ты решил, что знаешь всю правду, если считаешь, что всё понял на этой бойне, то я тебя расстрою. Ты всего лишь глупый мальчишка. Так что опусти пистолет, пока не натворил новых ошибок, и дай себя осмотреть.
— Иди к чёрту! Передай всё, что сейчас наговорил тем сволочам, что лежат в платах! Передай, что я приду за ними! Знаешь, сколько я потерял из-за них! Сколько не успел получить! Скольких хороших парней убили эти твари, которых ты лечишь, вместо того, чтобы потравить к чертовой матери.
— Они такие же солдаты, как и ты. Даже больше. Они такие же люди…хотя насчёт тебя я не уверен. Люди, слышишь! Большинство выходцы из деревень по ту сторону реки! Фермеры, лесорубы, рыбаки, животноводы.
— С чего мне их жалеть. Через неделю они оклемаются, возьмут в руки винтовки, пулеметы, гранаты. И убьют ещё одного моего друга. А может и меня прихлопнет какой-нибудь местный пасечник. Что-то меня никто не жалел, когда расстреливали мой самолёт из всего подряд. И вряд ли пожалеют, если поймают.
— И ты хочешь отомстить им вот так? Убить беззащитных раненых? Месть — это цель твоей войны?
— Это не месть. Возмездие!
— Чем же провинились эти люди? Чьи-то деды, отцы, сыновья, братья! В чём они виноваты? В том, что из-за касок и шинелей ты перестал их узнавать?
— Они выбрали неверную сторону. Они предатели и должны быть судимы. И перед судом все ровны…неважно отец ты или сын, женат или холост, фермер ты или лесоруб. Закону плевать на человечность. Мне плевать.
— Так ты судья? А у них был выбор? У тебя был?
— Выбор есть всегда.
— И ты выбрал?
— Да!
— Верную сторону?
— МДР!
— Это не ответ на мой вопрос. Я спросил, выбрали ли вы верную сторону.
— Я ответил. Да.
— Да…вы не судья, и, похоже, даже не солдат. Так…маленький-маленький детеныш. У вас ничего нет. Как нет и «верной» стороны. Всё перемешалось на этой войне. Теперь это ком из мяса и крови, обёрнутый ключей проволокой и гусеницами.
— Ложь.
— Тогда стреляй. Я врач. Для меня нет сторон. Я помогу тебе. Но навредить тем мужчинам не дам. Только через мой труп.
— Как знаешь. — Эмиль сожмурил один глаз, отчего всё вокруг расплылось. Чёткими остались только лицо врача и мушка прицела. Ему очень хотелось стрельнуть в это лицо. Оно казалось ему таким невыносимо напыщенным, насмехающимся, всезнающим. Ему хотелось, чтобы этот Иранец перестал смотреть на него так… Так же смотрят святые из глубины потрескавшейся иконы. Он давно перестал верить и в этих седых старцев с нимбами, и в одноликих юношей с крыльями, и в их «главнокомандующего», но этот взгляд, падающий на него как бомба с рыдающих, страдальческих лиц внушал нечеловеческий страх. Рука Эмиля задрожала, и лицо доктора размылось тоже.
— Помоги. — Эмиль засунул пистолет в карман. — Будь что будет.
Сил больше не было. Комната качнулась и погрузилась в темноту.
Эмиль очнулся от резкого запаха, ударившего в нос. Ему захотелось вскочить, но по телу разливалась такая благодать, что это желание в момент улетучилось. В открывшиеся глаза ударил свет, в лучах которого промелькнули пальцы Иранца, сжимающие вату.
— Что за дрань? — Эмиль потянулся, разминая мышцы, и вдруг обнаружил, что боль ушла.
— Нашатырь. Да тише ты, не вертись. Лежи спокойно, ты много крови потерял. Ещё повезло, пуля не задела кость, только артерию повредила. Я зашил. И дал тебе морфия. Легче?