- За что?
- Так ясно же, рэкет чистейшей воды. Но заявлений не поступает. А без этого проводить оперативно-розыскные мероприятия мы не в состоянии. Но зачем бандиту Грызину понадобился Скляров? В квартире у того - ничего особенного, кооператив, где он работал, хоть и общепитовский, но прибылями там и не пахло. Так сказать, теория - рецепты блюд, буклеты, ресторанные меню и тому подобное. Однако Скляров своей работой был доволен. Собирал старинные домашние рецепты, публиковал в местной прессе "Советы молодым хозяйкам", ну и так далее. Второе его увлечение - катакомбы. Материал копил он долго, по капле, и, кажется, собрал достоверную информацию. Нам известно из бесед с сотрудниками "Питания", что на эту свою брошюру он очень надеялся, рассчитывал на крупный гонорар...
- Ну, тысяч пять ему бы начислили в издательстве, - заметил Строкач, уже успевший выяснить и эту сторону вопроса.
- Для Склярова и пять тысяч - сумма. В кооперативе он был единственный мужчина, и почему-то очень болезненно относился к тому, что стеснен материально. Хотя был интеллигентным, по-своему незаурядным человеком.
- Это вытекает из рукописи? - небрежно полюбопытствовал Строкач.
- А рукопись, между прочим, так и не нашлась.
Редактор Вострикова оказалась весьма милой женщиной слегка за тридцать. В казенном кабинетишке на девяти квадратных метрах Людмила Тихоновна ютилась вместе с коллегой, пожилой дамой в допотопном перманенте и круглых очках в железной оправе. После того, как Строкач обнаружил, что о "Катакомбах и подземельях" вторая редакторша не имеет ни малейшего представления, она потеряла для него всякий интерес. Хотя в деликатности ей нельзя было отказать - она с полунамека поняла, что майору необходимо побеседовать с Востриковой с глазу на глаз, и покинула кабинет.
Вострикова сразу расслабилась. Строкач знал этот тип людей, которых стесняет присутствие посторонних даже при самом невинном разговоре. Разумеется, она помнила и рукопись, и злополучного автора.
- Он забрал рукопись чуть больше недели назад. Книга? В сущности, ничего особенного. Архивная работа, конечно, проделана большая, есть там и такое, чего и в архивах не отыскать, я специально интересовалась.
Следующий вопрос, живо его интересующий, Строкач постарался облечь в шутливую форму:
- И что же вас так поразило в рукописи, если вы решили потратить драгоценное время на архивные разыскания? Удовольствие, должно быть, ниже среднего.
- Это уж кому как. На меня сам воздух старых хранилищ, благоговейная тишина и дыхание прошлого действуют как допинг. Однако, поверите ли, но документов, которые использовал Скляров, я просто не нашла. А он ссылался на Центральный областной архив.
- Может, запамятовал? Возраст как-никак.
- Это дело серьезное. Во-первых, сведения могут оказаться ложными, а во-вторых, могут быть разглашены секретные данные. Издательство отвечает за содержание публикаций. Вы говорите, КГБ реорганизован и ему не до этого? Смею вас уверить, это не так. Контроль за средствами массовой информации и книгоизданием они из своих рук никогда не выпустят. И если сведения, содержащиеся в "Катакомбах и подземельях" не подлежат разглашению, то туго придется вовсе не Склярову, которого и знать-то никто не знает, а прежде всего мне. Проще говоря - я получу коленом под зад.
Строкач невольно покосился на округлое бедро Востриковой. Женщина перехватила взгляд и с жаром продолжила:
- Да-да, именно так. Катакомбы лежат под всем городом, находятся под территориями стратегически важных объектов. И хотя я не очень представляю, кто бы на них покусился, кроме наших борцов за охрану окружающей среды, тем не менее спецслужба начеку.
- Но при чем тут катакомбы? - прямой связи Строкач уже не улавливал.
- Наилучший вариант - когда любая серьезная публикация одобрена комитетом. Обстановка острая, умы в состоянии брожения. Так сказать взошли семена свободы на благодатной почве.
- Это как же вы пришли к такому выводу? - наивно поинтересовался майор.
- Да уж подсказал кое-кто, когда у нас вышла одна брошюрка, которую действительно не вредно было бы пропустить через цензуру. При зрелом размышлении начинаешь понимать, что и цензура не всегда вредна. В общем, я не слишком огорчилась, узнав, что Скляров забрал свою рукопись Мы было уже пробили ее публикацию.
Во время повисшей паузы Строкач оценил веское "мы", в котором Вострикова совместила себя с персоной главного редактора, и продолжал внимательно вслушиваться.
- Так и закончились мои скитания по архивам. Любопытно, какой издатель мог предложить ему что-либо более выгодное? Кооперативное издательство? Но тех больше занимает всякая галиматья, пользующаяся спросом, и вопросы тиражей.
- Ну, - резонно возразил Строкач, - сегодня эта проблема - не только для кооперативных издательств.
- Действительно, приходится покрутиться. Поэтому я и удивилась откуда бы у нас такая заинтересованность в издании книги, мягко говоря, не коммерческой. За пределами нашего города все эти катакомбы никому не нужны, а получить сносную прибыль можно только тогда, когда тираж не меньше ста тысяч.
В сущности, Строкачу пора было заканчивать беседу. Все, что его интересовало, он уже выяснил. Однако Вострикова сама подбросила ему материал.
- Ну, а что касается содержания книжки... Да вы у самого Склярова поинтересуйтесь Он, конечно, не без причуд, но кто без них в таком возрасте. Если дело серьезное, темнить не станет. Вы же прокуратура, а он к таким учреждениям питает бо-ольшое почтение.
- Скляров, к сожалению, уже ничего никому не скажет.
- Как? Он что - умер? - по тому, как прозвучал вопрос, чувствовалось, что для Людмилы Тихоновны ответ разумеется сам собой.
Немногочисленные жители отдаленного села свое общение с внешним миром ограничивали интересом к скудному набору продуктов, завозимых в крохотный магазинчик. И когда днем раздались выстрелы, всполошившиеся сельчане не сразу обнаружили место событий, а обнаружив, отнеслись к случившемуся довольно равнодушно.
Дом, где разыгралась кровавая драма, стоял на самой окраине, а точнее, на опушке леса. За ним закрепилась недобрая слава, и в том, что произошло, местные жители не видели ничего удивительного. "Дачник", как прозвали здесь недавно поселившегося барственного господина средних лет, чересчур щедро расплачивался за яйца, овощи и молоко, однако практически ни с кем не разговаривал и как бы не замечал, что у него под боком село живет своей жизнью. "Дачника" звали Семен Михайлович Бобровский, он заведовал центральной городской аптекой.
Тело его, изрешеченное четырьмя пулями и истекшее кровью, лежало посредине комнаты. Одна из пуль, пробив указательный палец правой руки, проникла в правое предплечье и вышла со стороны спины. Другая прошла между кистью и локтем левой руки и застряла в мышцах. Рука была поднята и сжимала охотничье ружье. Третья пуля попала в левую подмышку, а четвертая, под углом войдя в верхнюю часть головы, вышла под левым ухом, практически размозжив черепную коробку.
Труп Кольцова оказался здесь же, в метре от аптекаря. На полу между ними и под телом капитана валялись пачки денег - ровно миллион. Пуля из ружья попала капитану в правый бок и проникла глубоко в грудь, разорвав легкие и крупные сосуды. Ему хватило одного выстрела.
- Что-то эти путешествия у меня входят в привычку, - заметил Строкач как бы безразлично, но на самом деле едва сдерживаясь. Ехать предстояло около пяти часов.
Седой эксперт, мирно пошмыгивая носом и морщась от сигаретного дыма, промолчал. Минуту спустя, словно очнувшись от дремоты, сонно проговорил: