И вот сообщество просыпается от спячки, ворчит и начинает шевелиться, недовольно озираясь. А вокруг — новая жизнь, которая требует новых подходов даже от психологов. В этих условиях выживают только два вида ученых существ: либо те, что научились быстро суетиться, добывая так называемые гранты, то есть подачки, в сущности. Либо те, кто умеет быть нужным людям и работать на них, как бизнесмен на заказчиков, говоря современно. То есть психологи-прикладники разных мастей.
Ясно, что для хорошей и уверенной работы прикладнику нужно, кроме государственной бумажки, разрешающей работать, образование и хорошая теория его дела. Прикладнику в психологии нужна настоящая Фундаментальная наука, обеспечивающая его нужды в понимании, как устроена та среда, в которой он решает свои прикладные задачи. Это значит, что психология нужна, ей вовсе не обязательно вымирать от голода или стыда, но надо работать, надо делать свое дело!
И сообщество заскрипело мозгами.
Когда удается заглянуть за стены его крепости, например, полистав материалы каких-то психологических конференций и семинаров, оказывается, что все уже не так однозначно и монолитно. Основная масса по-прежнему туповато отмалчивается, помыкивая и поблеивая что-то о великом наследии советской психологии, которое жалко выбрасывать, хоть этот чемодан и без ручки, а потому неудобен в жизни. Кто-то выглядит отморозившим голову и потому звонко кричащим о чем-то чуждом и не относящемся к нашей жизни, вероятно, отрабатывая не наш заказ.
Но все больше появляется голосов, которые призывают искать. Искать, если сказать обобщенно, свою науку. А если говорить понятнее, то искать метод, предмет и язык психологии. Идет отчетливое вызревание потребности в культурно-историческом подходе, в изучении собственного наследия не только советской поры и вообще в пересмотре всех подходов, от самых истоков.
Как пример, приведу несколько выдержек из доклада саратовского психолога И. Е. Гарбер «Предмет психологии: исторический контекст», отчитанном на Ярославском методологическом семинаре в 2004 году. Это короткое исследование, написанное в ключе Культурно-исторической психологии, посвящено и методу и языку науки.
И если автор не призывает освободиться от внутренней зависимости психологов и от советского наследия, и от американской науки, то я совсем не умею понимать высказывания психологов:
«Общеизвестно влияние политики (идеологии) в тоталитарных государствах на культуру и социальные науки:
1) "…многие психологи, оставшиеся в Германии, очень скоро перешли на сторону нацистов, в некоторых случаях снабжая «научными» обоснованиями их расовую политику, в том числе и с использованием концепции гештальта".
2) "…место работы советских психологов удивительным образом совпадало с их теоретическими воззрениями, по крайней мере, декларируемыми".
В демократических государствах вместе с более мягким административным принуждением с успехом применяются финансовые механизмы, обеспечивающие, например, ранее длительное господство бихевиоризма в США, а ныне — когнитивной психологии и нейропсихологии» (Гарбер, с. 55).
А далее Гарбер использует исследования языка, проводившиеся американскими психологами, для того, чтобы показать, как опасно вырывать психологические термины из живых языков, в которых они использовались как слова обычного языка. Создание всяческих «тезаурусов психологических терминов», вроде изготовленного Американской Психологической Ассоциацией, который сейчас мощно насаждается и как основа русской психологии, ведет к катастрофическому искажению и обнищанию языка психологов.
«Работы, основанные на использовании индексов цитирования ключевых слов и контент-анализа, показали, что велика опасность "атомизации" концептуального анализа, утраты понимания того, что"…отдельные термины всегда включены в сеть семантических взаимосвязей, от которой они получают свои смысл и значение"» (Там же, с. 56).
Чтобы стало понятнее, что это означает в действительности, Гарбер приводит пример, который я считаю исходным для пересмотра всех понятий о языке научной психологии. Если бы я был языковедом, то разработку психологического языка я бы начал именно от этой основы.
«Наиболее наглядны результаты конкретно-исторического анализа при сравнении текстов, принадлежащих разным языкам и/или разным эпохам. Так, например, оказалось, что psyche Аристотеля не соответствует anima его переводчиков на латинский язык и еще меньше соответствует soul средневековья или современным mind и душа» (Там же).