— Хорошо, — ответила она отстраненно, — мы попробуем. Мы будем делиться всеми нашими мыслями и знаниями в этом деле. А теперь пойдем к сестре Ательсвит к северным вратам монастыря. В этом здании мне как-то не по себе, и я с удовольствием выберусь наружу на свежий морской ветерок.
Она повернулась, не бросив больше ни единого взгляда на келью или на тело настоятельницы Этайн. Все ее мысли сосредоточились на причинах загадочной смерти подруги, и горе понемногу отступало.
У северных ворот монастыря Фидельма и Эадульф попали в гущу народа. Местные торговцы, зная, что в монастырь съехалось столько благородных клириков и правителей из королевств англов и саксов, устроили что-то вроде ярмарки.
Добродушная толпа собралась вокруг нищего, судя по говору и внешности, ирландца. Люди насмехались над ним, а тот выкрикивал пророчества о гибели и мраке. Фидельма покачала головой, вспомнив, что видела этого человека вчера вечером, из окна.
В эти дни повсюду можно было встретить пророков и предсказателей, предвещающих погибель и светопреставленье. Но никто по-настоящему не верит пророчеству, коль скоро предреченная гибель и проклятье непосредственно не касаются тебя самого. А впрочем, что творится в головах у людей, никому не известно.
Фидельма и Эадульф постояли немного, но соблазны палаток и прилавков поманили их, и, недолго думая, они отошли от ворот и углубились в пеструю толчею. Они кружили среди палаток по ярмарочной площади, раскинувшейся под высокими песчаниковыми стенами Стренескалька.
В воздухе стоял живительный солоноватый запах моря. Несмотря на поздний час, купцы не спешили сворачивать столь удачную торговлю. По ярмарке с величественным и надменным видом бродили богато одетые люди — вельможи, таны, конунги и мелкие короли. А дальше, по обеим сторонам долины широкой реки, текущей в море, темнели холмы, а на холмах стояли многочисленные шатры с флагами, говорящими о знатности их обитателей.
Фидельма вспомнила слова брата Торона о том, что собор привлекает власть имущих не только из королевств англов и саксов, но даже из бриттских земель, с которыми саксы постоянно находятся в состоянии войны. Эадульф смог распознать флаги некоторых знатных людей, приплывших из-за моря, из страны франков. Она же узнала некоторые из Дал Риада и пришельцев из земель Круитне, которых саксы называют пиктами. Воистину это важный диспут, коль скоро он привлек столь многие народы. Освиу прав — решение, принятое в Стренескальке, на века определит направление христианства не только в Нортумбрии, но и во всех королевствах саксов.
Казалось, что в Витби пришел праздник. Странствующие певцы, лицедеи всех мастей, купцы, торговцы наводнили селение. Брат Эадульф после расспросов сообщил Фидельме, что цены, которые те запрашивают, непомерны, и заметил, что им самим следует возблагодарить Бога за то, что они пребывают под покровительством монастыря.
Золотые и серебряные монеты быстро переходили из рук в руки между прилавков. Какой-то купец-фриз воспользовался таким стечением богатых танов и землевладельцев с их слугами и распродавал целый корабль рабов. Кучки зевак — крестьян, свободных простолюдинов — наравне с возможными покупателями глазели на это зрелище с омерзительным интересом.
Слишком часто случалось такое: в результате войны или междоусобицы любая семья могла оказаться в плену и рабстве и быть продана победителями.
Фидельма наблюдала за происходящим с нескрываемым отвращением.
— Мне горько видеть, что людей продают, как животных.
И впервые Эадульф полностью ее поддержал.
— Мы, христиане, давно провозгласили, что великий грех для человека — владеть другим человеком как своей собственностью. Мы даже собираем деньги для выкупа на свободу рабов-христиан. Но многие, называющие себя христианами, не желают уничтожения рабства, и у самой церкви нет ни воли, ни какого-либо плана, чтобы покончить с ним.
Фидельма обрадовалась, что хоть в чем-то он с ней согласен.
— Я слышала, что даже ваш саксонский архиепископ Кентерберийский, Деусдедит, утверждает, будто рабам в хорошем хозяйстве живется лучше, чем свободным простолюдинам, и что свобода простолюдина также весьма относительна. Такие взгляды невозможны среди епископов Ирландии, где рабство запрещено законом.
— Но при этом вы держите заложников и тех, кого вы определяете как несвободных, — возразил Эадульф.
Он внезапно почувствовал, что должен защитить саксонскую систему рабства, хотя и был с ней не согласен, просто потому, что он — сакс. Ему не нравилось, что какая-то иноземка может отзываться о его народе так свысока и неодобрительно.