— Я видела его там. Я знаю, что Сиксвульфа утопили в вине. Я это видела!
Эадульф улыбнулся успокаивающе.
— Я верю тебе, сестра. С тех пор как мы унесли тебя сюда, кто-то мог вытащить его.
Фидельма вздохнула.
— Да. Должно быть, это так.
— Ты лучше в точности расскажи мне, что случилось.
Фидельма села на кровать, потирая пульсирующий лоб — боль вернулась.
— Я говорил тебе, с этим шутки плохи, — упрекнул ее Эадульф. — Что, голова болит?
— Да, — раздосадованно вздохнула она. — А как ты думал, после такого удара?
Он сочувственно улыбнулся.
— Не волнуйся. Я схожу на кухню и приготовлю питье. Оно тебе поможет.
— Питье? Очередной яд, из тех, которые ты изучал в Туайм Брекане? — простонала она.
— Травяное снадобье, — с усмешкой успокоил ее Эадульф. — Отвар из шалфея и красного клевера. Выпьешь — и головная боль утихнет. Хотя вряд ли твое состояние настолько серьезно, коль скоро ты способна так сопротивляться. — Он вышел, но тотчас вернулся.
— Снадобье будет скоро готово. А теперь рассказывай, что случилось.
Она рассказала.
— Тебе следовало сообщить мне о встрече, прежде чем ты отправилась бродить по этим подземельям, — пожурил он Фидельму.
В дверь тихонько постучали, и вошла сестра с дымящейся глиняной кружкой.
— А вот и отвар, — усмехнулся Эадульф. — Он, может быть, нехорош на вкус, сестра, но голову твою вылечит, даю слово.
Фидельма глотнула едкое варево и скривилась.
— А ты пей поскорее — так оно будет лучше, — посоветовал Эадульф.
Фидельма скорчила ему гримасу, но последовала совету, закрыла глаза и духом выпила горячую жидкость.
— Это воистину ужасно, — сказала она, ставя кружку. — Ты постоянно заставляешь меня пить эти ядовитые пойла. Тебе, кажется, доставляет это удовольствие.
— У твоего народа, Фидельма, есть поговорка: чем горше лекарство, тем оно полезней, — ответил Эадульф самодовольно. — Итак, на чем мы остановились?..
— На Сиксвульфе. Ты говоришь, его тело исчезло? Но почему? И зачем было убивать Сиксвульфа, а потом прилагать столько усилий, чтобы спрятать труп?
— Его убили, чтобы не дать ему поговорить с тобой. Это совершенно очевидно.
— Но что такого мог сообщить мне Сиксвульф? Что-то столь важное, что ему пришлось назначить тайную встречу да еще быть убитым за это?
— Возможно, Сиксвульф узнал, кто убийца?
Фидельма села на койке и сердито стиснула зубы.
— Три убийства. Три! А мы до сих пор даже не приблизились к разгадке.
Эадульф покачал головой.
— Не согласен. Мы подошли к ней слишком близко, сестра, — сказал он с ударением.
Фидельма удивленно подняла глаза.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что если бы мы не были так близко, произошло бы только одно убийство. Два других были совершены, чтобы не дать нам добраться до сведений, которыми обладали эти убитые. Мы подошли очень близко, и убийца был вынужден действовать, пока мы еще не поняли, что стоим рядом с разгадкой.
Фидельма на минуту задумалась.
— Ты прав. У меня как-то мысли путаются. Ты совершенно прав, Эадульф.
Эадульф грустно улыбнулся.
— Кроме того, я обнаружил, что Ательнот не совсем солгал нам насчет застежки.
— Как это?
Эадульф протянул руку. На ладони у него лежала маленькая серебряная застежка, сработанная с необычайным мастерством — каждый завиток и закругленье узора были украшены эмалью и самоцветными камнями.
Фидельма взяла ее, подержала, повертела в пальцах.
— Вне всяких сомнений, это ирландская работа, — сказала она. — Где ты ее нашел?
— Когда брат Эдгар, лекарь, раздел Ательнота, чтобы осмотреть труп, мы нашли на нем маленький кошель, привязанный к телу кожаным ремешком. В кошеле же не было ничего, кроме этой застежки. Ах да, и еще клочок пергамента с какими-то греческими письменами.
— Покажи.
Эадульф, несколько смущенный, протянул ей обрывок пергамента.
— Я не настолько хорошо знаю греческий, чтобы разобраться в этом.
Глаза у Фидельмы заблестели.
— Любовные стихи. «Любовь потрясла мое сердце, точно горный ветер, который валит дубы». Коротко и просто. — Она тихонько вздохнула. — Всякий раз, когда нам кажется, что мы раскрыли тайну, она становится только глубже.
— Как же так? Ведь это проще простого. Застежка — та самая, что Этайн обронила, и которую, по словам Ательнота, он собирался ей вернуть — и не нашел, когда привел нас в свою келью, чтобы показать ее нам. Не менее очевидно, что он писал какие-то любовные стихи Этайн, дабы снискать ее милости, как сообщила нам сестра Гвид.