— Мы должны оказать Вилфриду Рипонскому такую же учтивость, каковую оказали Колману, епископу Нортумбрии, — мягко упрекнула она.
Вилфрид улыбался, как охотник, который завидел жертву.
— Пасха, которую мы, римляне, соблюдаем, празднуется всеми в Риме, городе, где жили, учили, пострадали и были погребены праведные апостолы Петр и Павел. Этот обычай, который общепринят в Италии, Галлии, Франкии и Иберии, по которым я странствовал ради познания и молитв. Во всех концах света разные народы, говорящие на разных языках, едины в этом и следуют этому правилу. Есть лишь одно исключение — вот эти люди! — Он указал насмешливо на скамьи колумбианцев. — Я имею в виду ирландцев, пиктов и бриттов и тех из нашего народа, кто предпочел следовать их ложному учению. А единственное, что может извинить их в их невежестве, это то, что живут они на двух отдаленнейших островах в Западном море, да и то населяют лишь части этих островов. По причине таковой отдаленности пребывают они в неведении об истинных знаниях и продолжают глупую борьбу против всего света. Они, возможно, святые — но их мало, слишком мало, чтобы верховенствовать над всеобщей Церковью Христа.
Колман встал на ноги, его лицо полыхало гневом.
— Ты изворачиваешься, Вилфрид Рипонский. Я заявил о преемственности нашей церкви от Иоанна Богослова, апостола. Объяви нам о своем основании или молчи.
Послышался шум рукоплесканий.
— Превосходно. Рим требует послушания от всех частей христианства, ибо именно в Рим апостол Христа Симон Бар-Иона пришел основать Его Церковь. Симон сей был тем, кого мы называем Петром, кого Христос прозвал «камнем». В Риме учил Петр, в Риме страдал Петр, и в Риме он умер смертью мученика. Петр — наше основание, и я прочту из Евангелия от Матвея, чтобы придать силы моим доводам.
Он повернулся, и Вигхард подал ему книгу, открыл ее, и Вилфрид сразу же возгласил:
— «Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты — Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного…»
Вилфрид молча огляделся вокруг и продолжал:
— Основание наше — Петр, каковой же держит ключи от ворот в само царствие Небесное! — И Вилфрид сел под восторженные рукоплескания своих сторонников.
Потом рукоплескания смолкли, и наступила тишина. Вдруг Эадульф толкнул локтем Фидельму и указал на помост, где настоятельница Аббе, поднявшись, почему-то слишком поспешно направилась к выходу.
Но тут их внимание было отвлечено: вновь поднялась настоятельница Хильда.
— Братие во Христе, диспут наш завершен. Теперь наш повелитель, милостью Божьей верховный король всего королевства, объявит свое решение, а именно: каковая из церквей, колумбианская или римская, будет главенствовать в королевстве. Теперь тебе решать.
И она повернулась к Освиу в ожидании, как и все участники синода.
Фидельма тоже смотрела, а высокий светловолосый король Нортумбрии по-прежнему сидел. Он был явно взволнован и озабочен. Так продолжалось долго, несколько мгновений, он колебался, покусывая губу и глядя в ожидающий зал. Потом медленно встал. Голос у него был каким-то слишком резким, за ним скрывалась тревога.
— Я вынесу свое суждение завтра в полдень, — коротко объявил он.
Под недовольный ропот зала король повернулся и торопливо вышел. Альфрит, сын короля, тоже вскочил, его лицо застыло как маска, но в глазах сверкал едва сдерживаемый гнев. Он повернулся и бросился вон из храма. Энфледа, жена Освиу, владела собою как будто лучше, но и ее улыбка была горька, когда она, повернувшись к своему духовнику Роману, вступила с ним в разговор. Экфрит, другой сын Освиу, тоже, улыбаясь, собрал свою свиту и вышел из храма.
Между тем на скамьях с той и другой стороны разразилась буря негодования и яростных споров.
Фидельма быстро переглянулась с Эадульфом и указала на дверь.
Выйдя наружу, Эадульф пробормотал:
— Похоже, наша братия ожидала немедленного решения. А ты заметила, что настоятельница Аббе ушла прежде, чем король огласил свою волю, а брат Торон и вовсе отсутствовал?
Фидельма ничего не ответила — она спешила обратно в покои настоятельницы Хильды.
Освиу уже был там. Он был бледен и взволнован.
— Вот и вы! — воскликнул Освиу. — Я прождал вас едва ли не все утро. Где вы были? Впрочем, не важно. Я хотел поговорить с вами до заключительного заседания синода.
Фидельма не смогла скрыть раздражения.
— А тебе известно, что произошло еще одно убийство?
Освиу нахмурился.
— Еще одно? Ты имеешь в виду Ательнота?
— Нет — Сиксвульфа, секретаря Вилфрида Рипонского.
Освиу медленно покачал головой.
— Я не понимаю. Вчера ночью был убит Ательнот. Теперь, как ты говоришь, Сиксвульф. С какой целью? Хильда утверждает, что ты сначала решила, что Ательнот покончил с собой, раскаиваясь в убийстве Этайн.
Эадульф слегка покраснел.
— Это я поторопился и сделал неверное заключение. И скоро понял, что впал в ошибку, — сказал он.
Освиу раздраженно хмыкнул.
— Я и сам мог бы сообщить тебе, что ты ошибаешься, — отчеканил он. — Ательнот был человеком, которому можно довериться.
— Что это значит? — резко спросила Фидельма.
— Это значит, что Ательнот был моим доверенным лицом. Я уже говорил тебе, что время нынче опасное, что кое-кто желает свергнуть меня с престола, а этот синод использовать для разжиганья в королевстве междоусобной войны.
Освиу замолчал, словно ждал подтверждения, но Фидельма жестом попросила его продолжать.
— Мне нужно было иметь глаза на затылке. Ательнот был одним из моих лучших осведомителей и советчиков. Вчера я послал его в мое войско, которое стоит лагерем у Экгатуна.
Взгляд Эадульфа посветлел.
— Так вот где Ательнот пробыл весь вчерашний день и почему не вернулся до поздней ночи.
Освиу на мгновение сжал губы и хмуро глянул на Эадульфа.
— Он вернулся с важными для меня новостями, с вестью о заговоре с целью убить меня ради захвата власти в королевстве. Моему войску пришлось встретить нападающих мятежников.
Глаза у Фидельмы сверкали.
— Теперь кое-что стало понятней.
— Понятней, чем ты полагаешь, сестра, — усмехнулся Освиу. — Сегодня утром моя личная стража убила тана Вульфрика вместе с двадцатью его воинами. Они пытались войти в обитель тайно через подземный ход на вершине утеса. Как ты знаешь, в полночь все ворота запираются до заутреннего звона в шесть часов. На это время все воины, носящие оружие, изгоняются из монастыря. Ательнот был уверен, что у Вульфрика есть сообщник среди братии, который ждал своего часа, чтобы помочь ему и его головорезам и провести их в мои покои.
— Воистину, дело становится все яснее, — сказала Фидельма.
Эадульф хмурился, стараясь понять, о чем думает Фидельма.
— Я не понимаю.
— Все просто, — отозвалась Фидельма. — Полагаю, ты скоро узнаешь, Освиу Нортумбрийский, что человек, хотевший провести убийц нынешним утром в обитель, был пиктский монах Торон.
— Что заставляет тебя так думать? — осведомился Освиу. — Зачем какому-то пикту нужно, чтобы нортумбрийские мятежники сбросили своего короля?
— Во-первых, я знаю, что Торон водил дружбу с Вульфриком и тот же Торон лгал насчет этой дружбы. Еще во время поездки сюда, когда я познакомилась с Вульфриком, после того как он убил брата Эльфрика, у меня создалось впечатление, что Вульфрик узнал Торона, а это значит, что этот заговор давно готовился. После этого я видела, как Торон по-дружески встречался с Вульфриком. А Торон это отрицал. Полагаю, что Торон мечтал увидеть Нортумбрию падшей или в лучшем случае разделенной и ведущей войну внутри себя.
— Зачем бы ему это? — с любопытством спросил Освиу.
— Затем, что пикты, как ты называешь народ Круитне, это люди яростные, но умеющие вынашивать месть. Однажды Торон сказал мне, что его отец, верховный тан Гододдина, и его мать были оба убиты твоим братом Освальдом. Заповедь Торона — «око за око и зуб за зуб». Вот почему он был готов помогать тем, кто хотел тебя убить.