— Как вам известно, я собрал сюда множество людей, обладающих знаниями и талантом, дабы дискутировать о деле нашей церкви, — сказал он. — Лучшая из них — настоятельница Этайн из Кильдара. По нынешнему времени сам я — всего лишь честный человек, не слишком хитроумный или ученый. А в подобных дебатах с теми, кто ради убеждения использует уловки и насмешки, нужен искусный защитник. Настоятельница Этайн — женщина великой мудрости, и она откроет дискуссию с нашей стороны.
Настоятельница Хильда одобрительно кивнула.
— Я уже побеседовала с Этайн из Кильдара. Ум у нее настолько же быстрый и резкий, насколько сама она привлекательна.
Колман неодобрительно усмехнулся. Настоятельница Хильда подняла изящную руку, чтобы скрыть улыбку. Она знала, что у Колмана нет времени на женщин. Он — один из тех аскетов, которые утверждают, что брак несовместим с духовной жизнью. Среди большей части христианского священства Ирландии и среди британцев брак и рождение потомства не считаются грехом. Воистину, многие обители населены общинами, состоящими из братьев и сестер во Христе, которые живут и труждаются вместе ради веры. И монастырь самой Хильды — Стренескальк — такая же «совместная обитель», где и мужчины и женщины живут и посвящают жизни — свои и детей — труду ради Господа. Однако епископы римские, признавая то, что даже апостол Петр был женат, а апостол же Филипп не только женился, но и произвел на свет четырех дочерей, придерживаются мнения, высказанного Павлом, что безбрачие предпочтительно для всех священнослужителей. Разве не писал Павел в послании к коринфянам, что брак и деторождение хотя и не являются грехом, однако среди братьев они не так хороши, как безбрачие? И все же большая часть римских церковников, даже епископы, пресвитеры, настоятели и дьяконы продолжают состоять в браке, как то было встарь. Только отшельники стремятся отринуть все искушения плоти, и Колман — именно такой человек.
— Надо полагать, что даже в присутствии Деусдедита из Кентербери, собор от сторонников Рима откроет Вилфрид из Рипона? Мне говорили, что Деусдедит не великий оратор. — Колман переменил тему.
Настоятельница Хильда подумала и покачала головой.
— Я слышала, что Агильберт, франкский епископ из Уэссекса, будет возглавлять их совет.
Колман удивленно поднял брови.
— Я слышал, что Агильберт обиделся на короля Уэссекса и уехал в страну франков.
— Нет. Он уже несколько месяцев как живет у Вилфрида в Рипоне. В конце концов, именно Агильберт обратил и крестил Вилфрида. Они близкие друзья.
— Я знаю Агильберта. Франкский аристократ. Его родич Одо — франкский королевич, который основал обитель в Жуарре, поставив свою сестру Тельхильду настоятельницей. У Агильберта хорошие связи, и он могущественен. Этого человека следует остерегаться.
Колман, похоже, намеревался изложить свое предостережение подробнее, но тут раздался стук в дверь.
Настоятельница Хильда отозвалась, и в ответ дверь распахнулась.
На пороге стояла молодая монахиня, скромно сложив перед собой руки. Высокая, ладно сложенная, так и пышущая здоровьем и юностью, как заметил острый взгляд настоятельницы. Несколько прядей рыжих волос выбились из-под платка. Лицо у нее привлекательное — не красивое, подумала Хильда, а именно привлекательное. И тут настоятельница вдруг осознала, что ее испытующему взгляду отвечает столь же испытующим взглядом пара ясных внимательных глаз — не то зеленых, не то синих и словно испускающих свет.
— В чем дело, дитя мое? — осведомилась настоятельница.
Молодая женщина вздернула подбородок — несколько дерзко — и назвала себя по-ирландски.
— Я только что приехала в монастырь, мать настоятельница, и меня попросили доложить о моем появлении тебе и епископу Колману. Меня зовут Фидельма из Кильдара.
Прежде чем настоятельница Хильда успела ответить и поинтересоваться, а с какой стати какая-то молодая ирландская монахиня удостоилась такой чести, что ее просили сообщить им о ее приезде, епископ Колман встал со скамьи и шагнул навстречу девушке, простерши руку в приветственном жесте. Хильда воззрилась на него, слегка приоткрыв от удивления рот. Это было любопытно и вовсе непохоже на надменного женоненавистника Колмана — вставать, чтобы приветствовать какую-то молодую сестру из их ордена.
— Сестра Фидельма! — Даже голос Колмана оживился. — Твоя слава бежит впереди тебя. Я — Колман.
Молодая монахиня приняла его руку и слегка склонила голову из почтения к его сану. Хильда давно уже привыкла, что ирландцы выказывают по отношению к вышестоящим недостаточно подобострастия, в отличие от глубокого почтения, какое проявляют в таких случаях саксы.
— Твоя милость оказывает мне честь. Я и не знала, что чем-то прославилась.
Острые глаза настоятельницы Хильды заметили, однако, довольную улыбку на губах молодой женщины. Трудно было сказать, на самом ли деле она скромна — или то просто насмешка. Снова яркие глаза — Хильда была уверена, что теперь они зеленого цвета — вопросительно обратились в ее сторону.
Колман повернулся, несколько смущенный тем, что забыл о матери настоятельнице.
— Это Хильда, настоятельница Стренескалька.
Сестра Фидельма шагнула вперед и склонила голову над кольцом настоятельницы.
— Ты здесь желанный гость, Фидельма из Кильдара, — подтвердила Хильда. — Хотя, признаюсь, милорд епископ Линдисфарна поставил меня в неловкое положение. Я пребываю в полном неведении касательно твоей славы.
Хильда бросила взгляд на ястребиное лицо Колмана, словно ища пояснений.
— Сестра Фидельма — доулив судах брегонов в Ирландии, — пояснил Колман.
Настоятельница Хильда нахмурилась.
— Я не знакома с этим словом — доу-лии. — Она произнесла слово настолько точно, насколько могла.
И устремила взгляд на девушку, словно вызывая ее на объяснение.
Лицо сестры Фидельмы слегка раскраснелось, и голос чуть прерывался от смущения, когда она попыталась объяснить.
— Я — законник, обученный выступать перед судами нижней инстанции моей страны, дабы обвинять или защищать тех, кто призван отвечать по закону перед нашими судьями, брегонами.
Колман кивнул.
— Сестра Фидельма достигла степени анрад, что на одну ступень ниже самой высокой ступени в нашей стране. Еще будучи среди братьев в Линдисфарне, мы слышали рассказы о том, как она сумела раскрыть тайну, угнетавшую верховного короля в Таре.
Фидельма пожала плечами.
— Милорд епископ делает мне слишком много чести, — сказала она. — Эту тайну мог бы раскрыть всякий, будь у него время, — проговорила она просто, без напускной скромности.
— Вот как? — И настоятельница Хильда с любопытством посмотрела на нее. — Ученый законник, такой молодой и к тому же женщина? Увы, в нашем обиходе женщины не могут достичь такого положения, это удел только мужчин.
Сестра Фидельма медленно кивнула.
— Я слышала, мать настоятельница, что женщины у англов и саксов не обладают такими правами, как их сестры в Ирландии.
— Это, возможно, так, Фидельма, — прервал ее Колман со снисходительным видом. — Но вспомни, что говорит Книга Господа: «Что смотреть ходили вы в пустыню — человека ли, одетого в мягкие одежды?»
Хильда бросила на Колмана раздраженный взгляд. Это сравнение Нортумбрии с пустыней было очередным проявлением его высокомерия, которое все больше раздражало ее в последние три года. Она хотела возразить, но передумала и снова обратилась к Фидельме. И смутилась под взглядом ярких зеленых глаз, устремленных на нее — девушка словно прочла ее мысли. Мгновение обе молчали, пристально глядя друг на друга — словно бросая друг другу вызов. Молчание нарушил епископ Колман:
— Прошло ли ваше путешествие благополучно, сестра?
Фидельма обернулась и тут же вспомнила.
— Увы, нет. В нескольких милях отсюда, там, где правителем считает себя человек по имени Вульфрик…