Риф, оседлавший одного из подаренных ею коней, гнал того галопом по направлению к своему дому.
— Этот лошак чем-то интересен? — Вадим обнял её за плечо (ну слава богам! Додумался наконец…) и, щурясь против солнца, тоже смотрел вслед всаднику. — Жалеешь, что отдала своего коня в обмен?
— Какой обмен?! — фыркнула Асем, не пытаясь даже сдержать своих чувств. — Подарила! Этот родственник нашей Хе, — она кивнула на мула, — говоря твоим языком, имеет отрицательную стоимость.
— Ух ты…
— Это ублюдок ишака и кобылы, — она уже поняла, что товарищ в копытном племени понимает ещё меньше, чем казалось изначально. — Ценность имеет только для оседлых, которым надо пахать много земли. Нам — обуза.
— А если на мясо его пустить? — оживился человек. Потом, правда, вовремя спохватился. — А-а-а, ишак — нечистое мясо?
— Да. «Сам честный, труд его добрый, а мясо нечистое», — кивнула орчанка.
— О! У нас тоже есть точно такая поговорка! Какие дальнейшие планы? — Вадим не стал углубляться в вопросы коневодства. — Следуем дальше, к месту этого вашего курултая? По пути заезжаем в нейтральные поселения и города?
— Да. Только дня полтора ещё проведем здесь. — Асем красноречиво кивнула в сторону небольшого распадка, из которого доносились звуки опустошающей желудок Хе. — Наша полногрудая спутница не послушалась меня, теперь из неё свинина с пивом сутки выходить могут. Будут… — орчанка задумалась, сказать ли человеку о своих открывшихся целительских талантах.
Она, неожиданно для себя, высвободила руку и обняла человека в ответ. Плюнув на никому не нужные теперь правила, свою ладонь Асем положила ему вообще на ягодицу, и плотно сжала.
Вообще-то, бабушка и другие старшие женщины строго-настрого запрещали испытывать на прочность великодушие мужчины в собственный адрес.
Вадим согласился дать совет Рифу только после того, как она заявила в лоб:
— Я не просто пойму, а ещё и очень обрадуюсь тому, что ты этому проклятому создателем аулу даже советом не поможешь. Но после этого я буду всю жизнь тебя бояться; короткую ли, долгую ли.
— Почему? — кажется, настолько сильно человек раньше вообще не удивлялся.
По крайней мере, вместе с ней.
— Потому что я никогда не видела под этими звёздами, чтоб разумный отдал на растерзание своих чужому народу. Особенно — кому-то навроде головорезов-орквудов.
— Моё решение обоснованно выглядит для твоего разума — но пугает твою душу? — тут же оживился товарищ.
По опыту, она поняла: он, как обычно, думает какими-то своими непонятными словами. Но говорит их сущностями ее языка.
— Ты умный, — коротким кивком подтвердила она тогда.
Риф честно бегал от дома к дому, тормошил всех подряд. Но так и не смог заставить людей себя послушать.
Сытые и отвыкшие от опасности обыватели, привыкшие годами прятаться за спинами семьи потомственных магов, просто не верили.
Когда, в полном соответствии с его ожиданиями, запылали крайние дома сразу с трех сторон, он мстительно плюнул в пыль:
— Иногда и от дурачка-полукровки бывает польза!
Когда он через уже никому ненужные посевы выехал к десятникам орквудов, старший отряда не демонстрировал того радушия, что раньше:
— Если хочешь остаться в живых, конягу своего отдаёшь мне. Сам присоединяешься к моему отряду — за пару сезонов станешь полноправным бойцом.
— Этот конь — подарок, — спокойно ответил Риф.
Его состоящая из двух половин душа сейчас разрывалась.
Одна половина орквудской крови злорадствовала: люди сейчас черпали полной мерой за пренебрежение к полукровке, бывшего, к тому же, не самым умным из всех.
Вторая половина, которой он относил себя к людям, просто вопила о неправильности происходящего.
— Тебе решать, — старший орквуд молча направил дорогой гномий самострел в направлении парня. — Второго предложения не будет.
Глава 20
— Уф-ф, чтобы я, да ещё раз… — появившаяся из небольшого распадка Хе жадно вцепляется в отдельный бурдюк, выделенный ей орчанкой.
Меня тянет на автомате выдать перевод известной поговорки о свинье, которая известно что всегда найдёт; и которая периодически от кое-чего зарекается.