То, что в селении забрали всех коней, его тоже волновало мало: кто сильнее, тот и прав.
Конь, подаренный орчанкой, остался с ним. На угрозу полусотника (но это потом оказалось, что он полусотник), Риф твердо ответил:
— Плох тот боец, что тут же уступает. Убьёшь меня — не узнаешь, кто где золото прячет.
Вопреки опасениям, с ним поступили честно. Он помог отряду — отряд не тронул ни его, ни родичей.
По старым наёмничьим правилам, ему вручили целый золотой аванса, который он тут же передал своим:
— Я себе больше заработаю.
Родственники посмотрели неодобрительно, но сказать ничего не решились: еще недавно монета принадлежала богатой семье, жившей за три дома. У родни хватило ума понять: между ними и отрядом орквудов стоит только Риф.
Одно неверное слово — и всё ведь может перемениться.
— Не жалеешь, что сменил занятие? — добродушно спросил полусотник, когда они отъехали уже лиги на две.
— Людишек в твоём ауле не осталось, почитай, кроме твоей родни, — хохотнул с другой стороны кто-то из десятников. — И земли освободились, и кое-что из инвентаря. Паши — не хочу.
— У нас с водой проблема, не с землёй, — рассудительно ответил полукровка.
С удовольствием замечая: едущие вокруг на гораздо худших конях орквуды прислушиваются к его словам, не перебивают.
В селении никто из людей допрежь так уважительно с ним не обращался.
— Ну так теперь вся вода тоже ваша? — после хорошей добычи, плюс кони, полусотнику явно хотелось поговорить.
— Вы же амбары жечь не стали, — пожал плечами Риф. — До следующего лета теперь хватит и риса, и нута, и чечевицы с фасолью. Зачем спину гнуть?
То, что его теперь уже бывшая семья осталась в одиночестве на многие перегоны вокруг, его волновало мало.
После головокружительной смены положения в жизни и обществе, ему неожиданно пришла в голову мысль: нужна такая жена, как та орчанка.
Молодая, красивая, стройная и упругая. Конь у него теперь лучший в степи, родня единолично владеет целым посёлком. Неважно, каким образом богатство пришло…
От внезапно открывшейся перспективы обрести такую жену, которой ни у кого в округе не было, полукровка молчал целые два часа, не отвечая на подначки взрослых орквудов и с разной стороны обдумывая столь интересные мысли.
— Невольничий базар, — Асем, не сдержавшись, с ненавистью плюнула в сторону огороженной невысоким забором территории.
Хе тоже нахмурилась и сжалась в комок, косясь на ненавистное место.
— Эй, вы чего? — скользнув взглядом по ним, тут же напрягся и человек. — Чего я ещё не знаю?! Быстро пояснили.
— Проклятое место, — неохотно ответила орчанка. — Наш народ всегда держатся от такого подальше.
— Видимо, оно вашей культуре чуждо до антагонизма, — выдал сразу несколько непонятных слов хуман.
— Ну да. Как ты его в степи в рабстве удержишь? — Хе неожиданно поняла человека.
— Можно сухожилия на ногах подрезать либо ступни наполовину отрубить — тогда ни на стремена нормально ни обопрется, не пешком далеко не уйдет, — хмуро сообщила Асем. — А по хозяйству работать всё-равно сможет. Но только это без толку.
— Почему?! — человек, как обычно в такие моменты, воспылал своей привычной страстью к отстраненным умствованиям.
Которые он сам называл абстрактными понятиями и прочими непонятными словами хоть и знакомого, но нездешнего языка.
— А зачем раб в коше? — вопросом на вопрос ответила орчанка. — За скотом его смотреть не поставишь. Землю мы не пашем. По хозяйству женщины и так справляются. Что ты ему поручать будешь? С оружием в руках тебя охранять?
Как ни странно, Вадим оценил иронию последней фразы, хотя Асем и сказала её обычным серьёзным голосом.
— Шутишь, — кивнул он. — В стиле Асыла, эхх…
— При чём тут он? — дочь степного народа с грустью вспомнила погибшего соплеменника.
— А он с таким же серьезным лицом несерьезные вещи говорил. Кто даёт рабу оружие в руки? — пояснил человек. Потом тут же поправился. — Хотя-я, справедливости ради, была одна культура. Оседлая.
— И что у них рабы делали с оружием?! — несмотря на неподходящее место, орчанка искренне заинтересовалась таким казусом.
— Сражались на арене, на потеху толпе, — непонятно пояснил человек.