— А вот это уже ты говно говоришь, — мгновенно посерьёзневшая потомок нескольких рас утратила свою обычную беззаботность. — Это избирательное судейство, мать. Как говорит человек, двойной стандарт!
— Почему? — вяло воспротивилась орчанка, в душе признавая правоту спутницы.
Но ведь поговорить с соплеменницами так хотелось! Да ещё чтоб при этом не взвешивать каждое слово, словно с чужими. Говорить, что думаешь, и не думать, что говоришь.
Жаль, что сёстры не полагались на её честное слово касательно порядочности их единственного спутника мужского пола.
— Потому что в беседе равных ты сейчас себя ставишь выше меня, — фыркнула Хе. — Ты вроде как берёшься определять правила этой самой беседы. А я должна им подчиняться? Ага, щ-щас! Тоже мне, арбитр нашлась.
Две недавно избавленные от оков кочевницы с любопытством переводили взгляд с орчанки на метиску, наблюдая за их перепалкой. Даже младенец, задумчиво приоткрыв глаза, казалось, следил за необычным разговором.
— Я…
— Ладно. Закончили. Кто-то же должен быть умнее, — не удержалась та, что была похожа на дроу. — Пошли собираться? Раз скоро трогаемся.
— Я всё сделаю сама! — Жулдыз быстро поднялась и направилась в ту сторону, где паслись кони.
Она, чувствуя себя местами виноватой, очень хотела разрядить атмосферу, неуместную между своими в такое время.
Ладно. Может, человек и вправду нормальный? Время покажет, вздохнула орчанка про себя.
С другой стороны, дочь одного из ханов вон, путешествует с ним уже почти целую луну. Так он её даже пальцем не тронул! Понятно, в каком смысле. Точно девственница ещё! Вроде как вообще защищал, если верить соплеменнице (а не верить причины не было, противилась лишь душа).
Перед глазами вновь встали нелицеприятные картины недавнего прошлого.
Несмотря на позднюю ночь или раннее утро, тут как кому ближе, у странного отряда было полное единодушие на тему того, что дальше надо ехать тем лучше, чем быстрее.
И Асем, и Хе было понятно: гости импровизированного кочевья не хотят быть им обузой (за душой, увы, ничего при этом не имея. Ещё и будучи обязанными за спасение, плюс младенец на руках).
— Ребёнок не спит, — тихо сказала у костра Акмарал. — Можем выезжать вот прямо сейчас.
— Не круто? — из вежливости посомневалась Хе.
— Если что, в седле поспит, у меня на руках. Асем, человека сама позовёшь?
Очень странно одетый охранник дочери одного из ханов (ну а кто он ещё? Не друг же, в самом деле) был почти неразличим в предрассветной тьме, поскольку быстрым шагом отошёл уже на изрядное плечо.
— Оседлаем коней и соберёмся, потом просто за ним заедем в тот распадок: пусть пока думает, о чём хотел, — спокойно ответила хозяйка табуна.
Новое приобретение нашего импровизированного отряда принесло ожидаемые хлопоты и беспокойство.
Во-первых, девчонки абсолютно не доверяют ни мне, ни Хе, несмотря на всё случившееся (и ладно бы только это).
Во-вторых, периодически наседая на Асем с двух сторон, за это время они успели вывести из себя даже её. При всём её радушном к ним отношении.
Насколько я услышал, они предлагали максимально дистанцироваться от представителей других рас и с таким табуном по степи путешествовать вчетвером — три орчанки и младенец. Могу только догадываться, как они предлагали поступить со мной и с Хе, не особенно при этом сочиняя.
Асем, улучив минутку, отвела меня достаточно далеко в сторону и пояснила: когда я впервые встретил её, то даже у неё были сходные мысли и пожелания в мой адрес. Она живо напомнила мне злосчастный кинжал, который я вручил ей, сняв с убитых; и которым в самый первый день нашего общения она хотела ткнуть в меня не раз и не два.
Что-то типа рефлекторной психологической защитной реакции.
«Девочкам нужно время. Я поработаю с ними в том плане, что мы им не чужие. А ты пока займись Хе?», — она это предложила настолько настойчиво, заглядывая мне в глаза, что я не смог не спросить о причинах такой трогательной заботы.
Ответ, как водится, внушал.
Оказывается, самец человека (и я в том числе), не имея долгое время физиологических контактов с самками, начинает пахнуть иначе.
Орчанки с их вездесущим носом-детектором этот запах воспринимают, как преддверие агрессии в свой адрес. По крайней мере, это было справедливо в отношении Акмарал и Жулдыз, знавших меня мало.