Они о чём-то общаются без перерыва вот уже несколько часов.
— Как сказать. Скорее нет, чем да. Просто немного работы прибавилось, разовой, — задумываюсь, во что бы из местного переодеться.
И где это всё взять. И как сделать, чтобы не потерять эргономичности цифры, которая сейчас на мне. И как под местной одеждой будет смотреться защитный жилет. И так далее.
— Почему не ешь? — показываю взглядом на большую тарелку с пловом, которую заказал исключительно затем, чтобы не сидеть за пустым столом.
— До заката не буду, — он указывает взглядом на половинку красного диска над горизонтом. — Жду, пока солнце сядет, недолго осталось. — Затем без перехода. — Дочь пишет, что уже работает какой-то твой план, как сохранить орков. Это так? Очень странные вещи говорит, для меня сложные. Я должен знать, как хан и отец.
— Частично работает. План действительно был составлен, когда мы с ней путешествовали вместе. Но сейчас я сам по себе и не знаю, как у неё получается реализация.
— Всем странным вещам, о которых она говорит, её научил ты?
— Понятия не имею, что она тебе сказала, — красноречиво смотрю на артефакт в его руках, который он пока мне не вернул.
С другой стороны, они — родные дочь и отец. Им есть о чём поговорить после всего, что с ними произошло. В крайнем случае, если Асем сама захочет, она может написать мне и на другую деревяшку, если ей нужен буду именно я.
— Она не была такой раньше, — поколебавшись, Ермек забрасывает в рот пару фиников. — Где-то такого нахваталась…! Кроме тебя учить было некому. Зачем?
— Не то чтобы учил специально. Просто девочка — реальная Ханшайым по духу, — ничуть не лукавлю, да в этой компании и не получится. — Она умеет задавать очень правильные вопросы. Внимательно слушает на них ответы, после чего разматывает ниточку до конца и делает очень хорошие выводы. Не боится крови и ответственности, плюс умеет руководить. Я сам удивился, когда она свои таланты скрывать перестала.
— Это из-за того, что ей пришлось пережить, видимо… Ты же взял над девочкой опеку? — нейтрально бросает он что-то типа пробного шара. — И я вижу, что ты к ней неравнодушен. Оставить её одну не побоялся?
— Если бы речь шла только о ней, это одно. Но не одну, увы: в приложении к твоей дочери неожиданно очутились и ваши мужчины, с которыми я не желаю иметь ничего общего. По крайней мере, с Даулетом и его командой, а иных на горизонте не наблюдалось.
— Она пишет, это ты ей посоветовал какие-то первоочередные решения для будущего хана. Где ты планировал этого хана взять? — он, не мигая, смотрит на меня. — Что я жив и буду жить, мне самому стало известно совсем недавно. Ты точно не был в курсе. На кого были рассчитаны эти твои предложения?
— Ты понимаешь, что такое феодальная раздробленность? И почему после неё неизбежна феодальная централизация? — общение лично с ним мне уже надоело, а на три буквы его не пошлёшь.
Отец Асем как-никак.
Наконец солнце село. Ермек с удовольствием накинулся на еду.
Хуман, надо отдать ему должное, вёл себя словно хозяин с гостем: отказался есть сам и только подкладывал орку лучшие куски.
Впрочем, возможно, человек действительно был сыт.
Хорошо, что до их стола никому дела не было.
За последние пару часов Асем вывалила через амулет столько, что он не знал, как к этому относиться. Один весьма серьёзный вопрос так и вовсе стоило задать открыто.
Что Ермек и сделал. По-хорошему, тот, кто спас дочь, не должен злоумышлять и против отца.
— Ты понимаешь, что такое феодальная раздробленность? И почему после неё неизбежна феодальная централизация? — человек не шутил, не издевался.
Он выглядел уставшим учителем, который вынужден что-то объяснять десятилетним подросткам, получившим своих первых коней.
Ермек попытался разговорить чужака с разных сторон, но тот, похоже, отлично ориентировался в правилах беседы.
Что в словах пятнистого сразу много смыслов, понятно и так. Но кого он видел на роль номер один? Пока не признался.
Между тем, на языке говорит чисто и обычаи знает. Следовательно, должен понимать: личность хана — первое, о чём возникнут вопросы к такому вот мыслителю.
За недолгое время их знакомства пятнистый заставил относиться ко всем своим словам серьёзно. Ну и неприятные вещи всё равно пришлось обсуждать: если не выяснить деталей сейчас, то потом вообще неизвестно, увидятся ли они.
Хуман, как назло, был готов общаться без барьеров лишь с Асем — это становилось более и более очевидно.