Через десяток ударов сердца хозяин караван-сарая принял промежуточное решение. Забросив не такой и лёгкий пятнистый мешок хумана себе за спину (а ведь удобная штука! И руки свободны), он быстрым шагом направился на хозяйственный двор.
Пятеро орквудов, рассыпавшись по малому заднему двору, вовсю рассматривали снаружи загона десяток степных жеребцов:
— А ведь какая хорошая порода. Даже жаль, что всех их, видимо, скоро больше не будет. — Делано сокрушался первый.
— Ну, жизнь штука такая, — философски пожимал плечами его товарищ. — Не надо было им кое-чего делать против ветра. Я не про коней, а про их хозяев, если что. Кочевым же чётко сказали, как надо поступить; а они всем скопом — ну ерепениться.
Последнее явно было и откровенной издевкой, и скрытым оскорблением.
Молодая орчанка, ухаживающая за своими конями внутри загона, разумеется, не смогла такого стерпеть бессловесно:
— Не вам, тварям, всех предавшим, о том судить! — полыхнула она ненавистью изнутри. — Заткнитесь по-хорошему!
— О, маленький и симпатичный птенчик хочет поговорить, — глумливо заржал высокий с перебитым носом. — Эй, кочерыжка, бросай этих жеребцов, да иди к нам! Обещаем развлечение, которого раньше не знала!
Наёмник говорил на своём наречии, с ork'sha где-то схожем. Слово, которое он сейчас употребил, с равным успехом можно было трактовать и как похабное, и как не точно произнесённое, но уже из чужого языка.
— Да-а, нас как раз пятеро, — поддержал его стоявший рядом.
Двор содрогнулся от взрыва хохота.
Дочь кочевого народа вздохнула и, откровенно сдерживая рвущиеся наружу слова, молча вернулась к уходу за конями.
Орквуды, несмотря на совсем другой образ жизни, определённо в происходящем тоже понимали: сунься они за девчонкой внутрь загона, мериться силами придётся не с ней, а с её жеребцами. И понятно, чем это всё закончится.
А если начинать дорогих лошадей без затей убивать — то не было смысла и вообще затевать это всё.
— Сама скоро выйдет, — пренебрежительно махнул рукой третий из пятёрки через три минуты бесплодных попыток вызвать пигалицу на разговор. — Если, конечно, она тут ночевать не вздумала.
Орчанка спокойно протирала тряпицей одного жеребца за другим, что-то напевая и старательно держась в середине импровизированного табуна.
— Эй, неуважаемые! — внезапно раздалось из прохода между хамамом и подсобными помещениями. — Вам что, кто-то разрешил с ней говорить? Эй, уродцы, ко мне быстренько подошли!
Наемники мгновенно напряглись и переглянулись: голос, хотя и был один, звучал слишком уж уверенно. К тому же, на ork’sha. И принадлежал при этом, судя по тембру, никак не орку, а откровенному хуману.
На площадку перед коновязью между тем вышел странный человек в пятнистой одежде, явно сотканой руками гномов.
— Это ты, что ли, вместо девки отзываешься? — гоготнул на пробу старший из наемников, мгновенно оценив незнакомца.
— Это чужая для тебя девка, — хуман специально выделил интонацией слово. — С который лично я тебе разговаривать не разрешал. Потому что она моя. У тебя есть пять ударов сердца, чтоб попросить прощения таким образом, чтоб и она, и я тебя простили. Можете начинать стараться.
— Иначе что? — тот, с кем шёл разговор, не видел никакой потенциальной опасности от одинокого человека, оттого мгновенно справился с неожиданным ступором.
— Иначе те из вас, что останутся в живых, позавидуют мёртвым, — вроде даже лениво пожал плечами человек.
Делая медленные шаги вперёд и не мигая глядя на всех пятерых сразу.
— Те пятеро тупых уродцев, что выглядят так же, как вы, и явно одного с вами племени, ваши задницы спасти не успеют. — Продолжал хуман, приближаясь. — Жду извинений. Пять. Четыре.
Орквуды в недоумении переглянулись: с одной стороны, странный говорливый пятнистый человек был один. Плюс, они очень хотели пошарить в его карманах. Что-то говорило, что там есть чем поживиться.
С другой стороны, всё шло как-то не по плану, потому что не по их инициативе. Явившийся сам, раньше времени и без предупреждения незнакомец странным образом нарушал разработанный ими наскоро предварительный план.
К тому же, он сейчас явно отжимал их в глухой угол двора, откуда не было выхода. А делал он это с такой непоколебимой уверенностью в результате своих действий, что впору было начинать сомневаться: а всё ли они учли?