— И я тебя тоже, — шепнула она. — Видишь, милая тень, я нарушаю тот же закон, что и моя мать, и я счастлива, что не боюсь грозящей мне беды. Левкон очень мудрый, — добавила она, ласково беря его за руку, — и я должна его слушаться. Но это — выше его мудрости, он так поддался старости… Поддался старости, — медленно повторила она.
Глаза девушки светились странным блеском. Она встала и повернулась к Дану.
— Добрый друг! То, что происходит со стариками… это смерть, о которой ты говорил… А что потом?
— После смерти? Кто знает?
— Но… Но нельзя же просто исчезнуть! — возразила она дрожащим голосом, — должно же когда-нибудь наступить пробуждение!
— Кто знает? — повторил Дан. — Некоторые думают, что мы просыпаемся в лучшем мире, хотя…
Он покачал головой.
— Наверно, так. Именно так и должно быть! — воскликнула Галатея. — Для тебя наверняка есть другой мир, лучший, чем тот безумный, о котором ты рассказывал. Милый мой друг, — прижавшись к Дану, зашептала она, — предположим, приходит ко мне назначенный возлюбленный, а я отказываюсь от него. Предположим, у меня нет детей и я поддаюсь старости, старею больше, чем Левкои, до самой смерти. Встречусь ли я тогда с тобой в том лучшем мире?
— Галатея! — в смятении воскликнул Дан. — Дорогая моя! Какая ужасная мысль!
— Ужаснее, чем ты думаешь, — все также прижимаясь к нему, шептала она. — Это больше, чем обычное нарушение закона. Это мятеж! Все запланировано, все предусмотрено, только не это. А если у меня не будет ребенка, его место будет пустовать, и места его детей, и детей их детей, и так до тех пор, пока в один прекрасный день весь огромный Паракосм не рухнет и не сможет выполнить своего предназначения. Это — разрушение, но я люблю тебя так, что не боюсь… смерти!
Дан взял ее на руки и прижал к себе.
— Нет, Галатея! Только не это! Обещай мне!
— Я могу пообещать и не сдержать обещанного, — она привлекла к себе его лицо; их губы сомкнулись, и он ощутил в ее поцелуе запах и привкус меда. — Во всяком случае я назову тебя именем, под которым буду любить. Филометрос! Мера любви моей!
— Именем?
В голову пришла фантастическая идея: доказать себе, что все это реальность, а не просто страница, которую может прочитать всякий, кто носит магические очки Людвига. А что если Галатея произнесет его собственное имя? Возможно, тогда он останется, мелькнула дерзкая мысль, но он от нее отказался.
— Галатея! — воскликнул он. — А мое имя ты помнишь?
Не сводя с него грустных глаз, она молча кивнула головой.
— Тогда произнеси его! Скажи, дорогая!
Девушка печально взглянула на него.
— Скажи, Галатея, — умолял Дан. — Имя, милая, только имя!
Она, побледнев, приоткрыла было рот, и Дан мог бы поклясться, что его имя дрожало на ее губах.
— Не могу, любимый! Не могу! Закон запрещает.
Вдруг она встала, бледная, как полотно.
— Левкон зовет, — сказала она.
По каменистой дорожке Дан устремился за ней, но Галатея оказалась проворнее; у входа он увидел лишь стоявшего Седого Ткача, сурового и холодного. Увидев Дана, тот поднял руку.
— У тебя мало времени. Иди и подумай о зле, которое ты причинил!
— Где Галатея?
— Я отправил ее далеко.
Старик загораживал собой вход. В какое-то мгновение Дан чуть было его не ударил, чуть было не оттолкнул, но что-то удержало его. Он повернулся и окинул луг безумным взглядом… Там! Серебристая молния за рекой, на опушке леса. Он бросился вперед. Седой Ткач, не шелохнувшись, хладнокровно смотрел ему вслед.
— Галатея! — звал Дан. — Галатея!
Он перебрался через реку и мчался теперь среди колоннады деревьев, которые кружились вокруг него, словно клубы дыма. Весь мир погрузился в туман. Паракосм вокруг него расплывался. В этом хаосе возникла вдруг девушка, но, приблизившись, Дан ничего не обнаружил и опять стал отчаянно ее звать.
— Галатея!
Казалось, прошла вечность. Он перестал кричать. Что-то знакомое в пейзаже бросилось ему в глаза. В то самое мгновение, когда багровое солнце достигло зенита, он узнал место, где оказался, проникнув в Паракосм. Ощущение пустоты охватило Дана, когда лишь на миг перед ним возникло невероятное видение… повисшее в воздухе темное окно, за которым светились ряды электрических огней. Окно Людвига!
Окно исчезло, но очертания деревьев исказились, небо потемнело, и Дан почувствовал головокружение. Вдруг он заметил, что сидит посреди поляны и руки его цепляются за что-то гладкое и твердое… подлокотники этого чертового гостиничного кресла. И только тогда, наконец, прямо перед собой он увидел ее!.. Галатею, ее печальное лицо и полные слез глаза, смотревшие на него. Дан сделал величайшее усилие, чтобы встать на ноги, и вдруг упал, ослепленный мириадами искрящихся огней.