- Расскажите о нем еще.
- Пожалуйста.
Вода перед нами. Лес на том берегу. А на этом сидят два человека и разговаривают о третьем, которого уже нет, которого нет совсем, но который им кажется отчасти живым...
- Пожалуйста, - повторил я. - Несмотря на отрицательное отношение коллег по команде, тренер не вывел его из сборной. В конце концов, Карман показал фантастическое время, а с этим в спорте считаются.
И хотя никто в этот результат не верил, победа его была неоспорима. Оч получил награду, и его вместе с Хмелинским направили нашими единственными представителями на соревнования в Стокгольме.
- И как он к этому отнесся? Вы его уже хорошо знали?
- Ну, не совсем хорошо.
- Вы почуяли сенсацию.
- Да, - согласился я. - Этот его результат показался мне чересчур подозрительным. Я чувствовал здесь - впрочем, все чувствовали - какое-то жульничество.
- Какое же жульничество? Это ему столько стоило. Почему жульничество?
- Но это не спорт.
- Знаете что, большие соревнования вообще не спорт. С помощью тренировок, техники, тактики, иногда массажа и других приемов из человека делают машину для победы. А если она не оправдывает своего назначения, ее выбрасывают. И это спорт?
- Не знаю. Во всяком случае, собственные усилия, упорство, труд...
- А разве здесь не было упорства, труда, нечеловеческих усилий?
- И посторонняя помощь, если можно так выразиться.
- Неплохое изобретение, правда?
- Изумительное, -сказал я. - В Стокгольме, куда, кстати, Хмелинский наотрез отказался лететь, Карман одержал столь же впечатляющую победу. Загнав при этом английских, американских, чехословацких и шведских бегунов, С дорожки вынесли троих. Они никогда уже не вернулись в спорт.
- Именно после этого он отказался со мной встречаться. Да, после этих соревнований,
- Тренер говорил Карману: "Побойся бога, перестань побеждать так быстро. Возьми себя в руки, ведь у тебя появилась такая сила. Не знаю, откуда ты ее взял, но она появилась. Так используй ее умело".
Карман обещал. "И ему, и себе", - вспоминал он.
Но на дорожке, после первой же сотни метров, у него словно вырастали крылья. И он устремлялся вперед.
Без всякой жалости к остальным.
- И к себе.
- Он беспощадно разделывался со своими бывшими победителями. Вообще со всеми соперниками, И правильно, по-моему.
- Вот как?
- Да. Вам от этого легче? Но не знаю, что здесь сказалось больше ваше изобретение или слабый характер Кармана. А после очередного забега, ставшего мировой сенсацией (снова несколько человек в больнице), хотя обследования и не выявили допинговых средств, он был выведен из состава сборной. О нем очень плохо писали и говорили.
- А вы приклеивались к нему все сильнее.
- Не говорите так,
- Но это правда. Правда! - сказал он резко.
- Нет.
Я встал. Мелькнула мысль: "Одно движение, и этот человек очутится в воде. Здесь глубоко. Он останется там навсегда. Я сильный". Сильный? Возникло желание задать ему еще один вопрос.
- А что с этим вашим замечательным изобретением?
Он поднял лицо и минуту испытующе смотрел на меня из обрамленных проволочкой очков.
- Мне кажется, - добавил я торопливо, - что Карману не удалось им воспользоваться.
- Ах, не удалось?
- Сначала он впал в отчаяние. Жаловался властям и на тренера, и на Хмелинского, и на плохие отношения в спорте. Учинил форменный скандал. И редакция поручила мне разобраться в этом деле. Конечно, я обрадовался возможности: здесь пахло сенсацией. А Карману, со своей стороны, я был нужен как орудие. Орудие мести всем сразу и каждому в отдельности. Я же считал, что его дело послужит моей карьере. И мы стали друзьями. Любопытно, не правда ли? Даже из таких соображений можно подружиться и относиться к этому серьезно.
Он говорил мне: "Сегодня я был у такого-то мерзавца (речь шла об одном из спортивных боссов) и два часа ждал в приемной. Ждал! Я, который мог бы побить любого!" Когда ничего не получилось у нас, он попробовал сунуться за границу. Однако и там он был никому не нужен. Один британский деятель объяснил ему без обиняков: "Мне нужна касса, а не больница".
Он попытался войти в контакт с кино. Это я ему посоветовал. Состоялась проба. Режиссер, просмотрев пробные кадры, насмешливо спросил сидящего рядом Кармана: "Вы бы это пустили?" На экране был смешной человечек, который делал только одно: очень быстро бегал. Только это. Так, что его изображение размазывалось, как бы переставая существовать.
Карман был очень расстроен. Тогда я уговорил его вместе написать мемуары. "Это будет правдивая история твоей жизни, - убеждал я его. - Твой последний шанс". Убеждал со всей искренностью, рассчитывая и на свою выгоду. Тогда-то он и посвятил меня в тайну этого вашего курса. И я сделал эти воспоминания, в которых, не меняя имени, со всеми подробностями описал все повороты его судьбы. Всю правду. Невероятную правду.
"Думаешь, это интересно? - спросил он. Он был очень оживлен в тот день. - Ведь это моя жизнь, такой она и была", - "Так я представляю все, что ты мне рассказывал, и то, что я вижу сам",-объяснял я. "Такой она и была", - он помотал головой.
Я поехал на пару дней в столицу, чтобы пристроить эти мемуары. Даже сразу прочли. Ну и сразу же возвратили. "Спасибо, но не для нас". "Почему?" - "Не наш профиль. А если говорить откровенно, слишком неправдоподобно". - "Но это чистая правда". - "Тем хуже для вас". Это не был первый отказ в моей жизни, но, пожалуй, самый болезненный. Я слишком рассчитывал на успех. Но...
- А что Карман? Когда узнал о своей очередной неудаче, к которой вы его подтолкнули?
- В том-то и дело, что не узнал. Видимо, заранее что-то почувствовал. И как! Скончался, вероятно, от сердечного приступа, пока я был в столице. Прямо в своей квартире. Его обнаружили только на второй день. Не оставил ни слова...
Профессор поднялся. Чувствовалось, что задавать вопросы он больше не будет. Быстро оделся, уложил свои пляжные принадлежности в большую кожаную сумку.
Сутулый, маленький, с белым, немного женоподобным телом. Мне стало не по себе. Сейчас он уйдет, и все на этом закончится.
Наклонившись, он искал что-то в траве. Вода опять посветлела, из-за туч выглянуло солнце. Я шагнул к нему, крепко ухватил за руку.
- Но ваше изобретение... - Я торопился, говорил быстро, чтобы он меня не оборвал, не оттолкнул, не ушел. - Ваше изобретение - разве оно было только для Кармана?..
- Кажется, я вас понял, - Он поднял голову, усмехнулся. И не было в нем того, что мерещилось Карману. Добрый, опечаленный человек. - Конечно, оно могло бы еще пригодиться. Кому-нибудь с более крепким сердцем.
- Я бы попробовал, - сказал я. - При чем здесь сердце!
Некоторое время он размышлял,
- Ну что ж, давайте рискнем,
- Я должен попробовать, понимаете? - Я взял его под руку. - Мы будем друзьями, правда?
- Рискнем, --отозвался он. - Наверное, это наш последний шанс.
Тропинка шла сначала над берегом, потом сворачивала к деревьям. Отсюда открывался вид на отдаленное местечко. Крыши домов блестели на солнце. Но я уже ничего не замечал. Я уже ждал минуты, когда он водрузит мне на голову электрическую корону и у меня появится шанс свести свои счеты с миром,
Мы оба были, наверно, правы. И шли поэтому рядом.