— Да.
Моника рассказала ему, что произошло. Казимеж слушал, нахмурив брови, потом вдруг вздрогнул, провел рукой по лбу и озабоченно произнес:
— Вероятно, письмо мне тоже пришло, и, боюсь, оно попало в руки моей жены. Вообще, в наших правилах не читать переписку, адресованную другому, но она могла посчитать, что в письме какое-то важное сообщение. Черт побери! — выругался он. — Если бы знать, что там написано!
— Наверняка этот негодяй требует очередной взнос. Ну, и указаны день, место, час, как и в прошлый раз. Разве ты с женой не разговаривал после возвращения?
— Я вернулся домой ночью, после двенадцати, — помедлил он, взглянув на нее исподлобья, — ты же знаешь, что у нее отдельная спальня. Утром я еще спал, когда она ушла в бар. Я не думал, что придет письмо, иначе перерыл бы всю квартиру. Теперь мне предстоит неприятный разговор. Нужно придумать что-то правдоподобное.
— Не занимайся только своей персоной, — сказала она с раздражением, — поинтересуйся мной. Мы вместе сейчас же поедем в тот высотный дом на Обжезной. У нас есть адрес, фамилия — нужно поговорить с этим человеком, иначе он не оставит нас в покое. Мне необходимо знать, кто это. Тебе говорит что-нибудь фамилия Борейко?
— Нет. Что, прямо сейчас ехать? — В его голосе она почувствовала боязнь и нежелание, что ее страшно разозлило.
— Прямо сейчас! В конце концов, это наше общее дело, а ты мужчина, хотя… — Она не находила слов от обиды.
Они молча вышли из кафе и сели в ее машину. Как и вчера вечером, Моника оставила «вольво» на небольшой площади у Обжезной. В подъезде они остановились у списка квартиросъемщиков.
— Какой номер квартиры? — спросил Казимеж, пробегая его глазами.
— Девяносто вторая.
— Пустое место. Нет никакой фамилии. Может, ты спутала номер? Хотя здесь вообще нет никакого Борейко.
— Давай поднимемся на шестой этаж.
В коридоре опять было пусто, но по всему дому сновали жильцы, доносились голоса детей, стук посуды и лай собак. Они подошли к последней двери.
— Здесь, — шепнула Моника, все больше и больше удивляясь. — Посмотри, ни таблички, ни коврика…
— Это точно та квартира?
— Конечно! Неужели он успел ночью выехать?
В этот момент открылась дверь на противоположной стороне. Выглянула какая-то женщина, посмотрела на них и спросила:
— Вы получили ордер?
Они не знали что ответить. Женщина улыбнулась и добавила смущенно:
— Я спрашиваю потому, что мы станем соседями, а здесь все знают друг друга. Хорошо, что кто-то поселится, столько времени квартира стояла пустой. Даже жалко.
— Почему пустой? — спросила Моника неуверенно.
— Ну, когда пани Коженьская умерла, то сделали ремонт, но, видно, не нашлось желающего, поэтому квартира пустовала. Хозяйка была на пенсии, долго болела, а умерла в конце декабря, перед самым Новым годом.
— Скажите, — Моника решила все же спросить, хотя Казимеж делал ей предостерегающие знаки, — а разве еще вчера здесь не проживал некий пан магистр Вацлав Борейко?
Женщина удивленно вскинула брови.
— Вчера? Пять месяцев здесь никто не живет, а если бы вчера кто-то въехал, то мы бы наверняка услышали. Борейко? Нет такого в нашем коридоре. Впрочем, пожалуйста, позвоните. Мне самой интересно, но это просто невозможно.
Казимеж, бормоча что-то под нос, нехотя нажал на белую кнопку звонка. Потом позвонил еще несколько раз — и все без результата. Жиличка из квартиры напротив удовлетворенно кивала, приговаривая:
— Конечно, я же вам говорила, никого там нет, ведь там никто не живет. Я думала, вы въезжаете в эту квартиру. А этот Борейко, он что, ваш знакомый?
— Кажется, мы перепутали этажи. — Моника натянуто рассмеялась. — Извините.
— Бывает, — ответила женщина, смотря им вслед, и пожала плечами: — Борейко? Интересно…
Казимеж не произнес ни слова, пока они не сели в машину. Только тут он пристально посмотрел Монике в глаза и сказал:
— Признайся, напилась вчера?
— Как ты смеешь?! — воскликнула она с негодованием.
— Тебя небось здесь совсем не было. И вообще, где ты достала деньги?
— Это мое дело, — буркнула она. — Клянусь тебе, что говорю правду! Я повесила на ручку двери сумку с деньгами, а кто-то на лестнице хотел меня задушить… во всяком случае помешать, чтобы я его увидела, может быть, даже узнала. Ничего не понимаю!
Она подвезла его к дому, они холодно попрощались. Моника чувствовала, что Казимеж все еще ей но верит. В глубине души она признавалась себе, что на его месте тоже, вероятно, сомневалась бы в правдивости всей этой истории, странной и непонятной.