Так или иначе, завтра, самое позднее послезавтра, он получит свежий товар и заплатит налетчикам гроши, которые они сразу же пропьют. Уже не впервые приходила ему в голову мысль, что с некоторых пор количество подобного товара все растет — это говорило о том, что вопросы политики[19] находили все больший резонанс в этом кругу, который он хорошо знал и из которого выкачивал огромную прибыль.
«Это откровенное подстрекательство преступных элементов к абсолютному отрицанию власти и к нападкам на нее, — размышлял он, возвращаясь в свою квартиру. — Власть подвергается нападкам за все, что она делает. Из принципа. За то, что она вообще существует. Произошла активизация преступных групп в таких масштабах, которые до сих пор, видимо, не встречались. Кажется, милиция абсолютно бессильна… Это хорошо. Это облегчает мне работу. Пусть такое положение сохранится как можно дольше».
Он рассмеялся и включил в комнате свет. То, что произошло в сквере, привело его в отличное расположение духа. Скупщик уселся за стол и, вытащив записную книжку, стал подсчитывать прибыль за последнюю неделю. Он делал пометки только ему известным шифром, был предельно осмотрителен. Не без причины его звали «королем скупщиков», эту кличку дали ему наиболее изворотливые подонки — спекулянты, воры, взломщики и хулиганы. Они ценили его и немного боялись, хотя он был один, а их много.
Кроме того, он был им нужен.
Глава 4
В середине июня вдруг похолодало, пошли дожди. Очереди у магазинов стояли с раннего утра, люди, пританцовывая от холода, сетовали на непогоду, жаловались на нехватку товаров, ругали бывших руководителей и весь мир в целом. Грязные, заклеенные листовками или со следами засохшего клея стекла в автобусах и трамваях не позволяли увидеть нужную остановку — то и дело кто-нибудь высаживался не там, где следовало.
Прокурор Бялецкий встал, как обычно, в шесть, сделал несколько приседаний и наклонов, больше ему не захотелось.
— Ты купила мыло? — крикнул он жене из ванной.
— Да, в «Юниоре»! — долетел из кухни ответ. Малгося готовила завтрак. — Простояла в очереди больше часа, а давали всего по три куска.
— Булочек не удалось купить? — спросил он невесело, у него была язва желудка, обычная болезнь людей, которым приходится работать прежде всего нервами.
— Нигде нет, придется встать в очередь за длинными батонами — это в булочной напротив суда, на Аллее Сверчевского.
Он нагнулся и поцеловал жену в светлый локон у виска. Ну что ж, придется довольствоваться черствым хлебом, который считается более полезным. Съев яйцо и запив все горячим чаем, он закурил сигарету и подошел к окну. На улице моросил дождь.
— О чем задумался? — спросила Малгося, видя, что муж медлит уходить.
— У меня допрос.
— Трудный?
— Да. Один тип не хочет давать показания. Может быть, сегодня удастся их получить.
— Слишком мало о нем знаешь? — поинтересовалась она.
Он кивнул. Сколько времени требуется, чтобы по-настоящему узнать человека! А он провел лишь три допроса, скорее прокурорских монолога. Тот отвечал односложно: «да», «нет», смотрел куда-то в сторону. Что ж, нужно еще фаз попытаться, такую профессию он себе выбрал. Ведь что ни говори, хищение нескольких килограммов токсических веществ — это не мелочь. Вор должен предстать перед судом. Однако до обвинительного заключения еще далеко.
Он выглянул в окно и, увидев, что дождь не перестает, надел пальто, взял портфель и надоевший зонт, который ему всегда мешал и часто терялся. У Бялецких не было машины, поэтому он встал на автобусной остановке в длинную очередь. Как всегда, когда подъехал «Икарус», все сразу, толпой бросились к дверям, расталкивая друг друга. Бялецкий втиснулся последним, но расположился относительно удобно, на круглой платформе, соединявшей обе части автобуса. По крайней мере оттуда не видно рисунков и листовок, приклеенных к стеклам. Впрочем, он наизусть знал их содержание: иногда листовки приносили в прокуратуру. Последнее время он перестал обращать на них внимание: по сути, они оставались такими же, чуть менялись только рисунки и эпитеты.
В кабинете, который он разделял с заместителем прокурора Хоженцким, еще никого не было. Войдя, Бялецкий уже в который раз отметил, как мрачно и уныло в комнате. Может, такое впечатление создавалось из-за цвета, в который были выкрашены стены, старые письменные столы, а может, тому виной был дождь за окнами. Однако скорее всего грусть наводила сама перспектива беседы с Яном Завадовским, выглядевшим именно таким: мрачным, унылым. И в довершение ко всему, тот отказывался отвечать на вопросы.
19
Речь идет о кризисной ситуации в начале 80-х годов, созданной в стране силами внутренней контрреволюции и международной реакции.