Но когда я на работе… Там я преуспеваю. На работе я словно звезда, которая получает все возможные награды!
Поэтому, если у меня есть выбор: решать сложнейшие вопросы в офисе или несложные вопросы из дома, я выбираю работу, работу и еще раз работу. И каждый раз, когда я достигаю успеха, я доказываю себе, что сделала правильный выбор.
Но постойте. Есть другая сторона…
Вам же не кажется, что у этой проблемы есть одна-единственная причина? Нет. У всех психозов есть несколько слоев. Я находка для любого психоаналитика. У меня целый багаж психологических проблем, так что давайте распакуем хотя бы одну из них.
Я была четвертым ребенком в семье, и уже в моем детстве брак родителей дал глубокую трещину. Несмотря на то что я была младшим ребенком, я была самодостаточной, и сочетание этих факторов привело к тому, что в большинстве случаев меня просто игнорировали. До тех пор, пока я не делала что-то выдающееся…
Например, сдавала на отлично экзамен…
Или забивала гол…
Или получала роль в школьной пьесе…
Добиваясь успеха, я получала свою порцию внимания, чувствовала себя любимой. Но, как только аудитория переставала мне аплодировать, все возвращалось на круги своя.
Как ребенку, мне было сложно с этим мириться, и – как я узнала из многочисленных сеансов терапии, – именно эту травму я и привнесла во взрослую жизнь. Я должна что-то делать, чтобы быть любимой.
Перемотаем пленку вперед. Мне тридцать с хвостиком лет, и для меня практически невозможно сидеть на месте. Я все время двигаюсь и спешу. Как только я достигаю своей цели, в ту же секунду начинаю думать: классно. А что дальше? Я практически никогда не радуюсь успеху и не праздную победу, какой бы большой она ни была. Потому что всегда думаю о том, что вместо этого могла бы достигнуть чего-то большего. На работе я так и делаю. А когда прихожу домой, то мою посуду, или убираю кабинет, или составляю список дел, который все равно никогда невозможно закончить.
Эта потребность доказать свою значимость в паре с тем фактом, что я веду весьма успешный бизнес, сделала меня трудоголиком. Но до некоторых пор я и не подозревала, насколько плохо это отражается на моем здоровье и на счастье моей семьи.
Мне было девятнадцать лет, когда у меня впервые случился паралич лицевого нерва. Приближалась наша первая годовщина отношений с Дейвом, и я понимала, что конец не за горами. Не конец года, а конец наших отношений. Он казался все более и более отстраненным, и отношения на расстоянии, которые мы всеми силами поддерживали, уже не работали. Я чувствовала, что скоро это случится – как Филл Коллинз в своей песне с большим барабанным соло, – и я начала злиться. Я решила справляться с этим, как и со всем остальным в жизни: еще сильнее углубилась в работу. И все стало только хуже. Я даже не осознавала, чего пыталась добиться: возможно, решила, что если перестану думать о плохом, то этого никогда не случится в моей жизни?
И вот однажды утром я проснулась и поняла, что мой левый глаз моргает в два раза медленнее, чем правый. Я призналась, что устала от работы, и подумала, что мне стоит начать носить очки. К полудню мой язык стал опухать, а потом и вовсе потерял чувствительность. Я пошла к врачу, волнуясь, что это может быть инсульт. В тот день я впервые узнала о параличе Белла. Погуглив эту болезнь, выяснила: это периодический временный паралич, который вызван повреждением нервов, контролирующих лицевые мышцы.
Почти сутки я не могла закрыть левый глаз, пошевелить ртом, да и вообще вся левая половина лица потеряла чувствительность. Не знаю, почему только половина лица, но одно могу сказать точно – выглядела я очаровательно.
Мне пришлось надеть повязку на глаз – что смотрелось суперсексуально. Еще бы! Ведь о таком мечтает каждая девятнадцатилетняя девушка! Так как я не могла пошевелить губами, моя речь стала невнятной и никто ее не понимал. Когда я жевала, мне приходилось держать рот закрытым с помощью пальцев, так как я боялась, что еда может выпасть изо рта и совершить смертельный прыжок на пол. Повреждение нерва вызвало невралгию, которая так же была очень болезненна. В тот момент мне было невероятно жалко себя.
Это было пятнадцать лет назад, но я до сих пор помню то ощущение, когда смотрелась в зеркало и мое лицо выглядело ужасно. Как я тщетно пыталась накраситься, будто макияж решил бы все проблемы. И все-таки каждый день я пыталась. И плакала. Я провела несколько недель, думая о прогнозе врача, что такое состояние может длиться несколько дней или недель. И не было никакого способа это проверить.