— Торговец, — произношу я в пустой комнате, — я хочу…
— … заняться любовью? — произносит Дес голосом, похожим на приятный виски, и дыханием касается моей щеки. Я смотрю на него через плечо. Его тело, словно привлекательная стена из мускулов, которая загораживает ряды книг позади нас. Он ставит массивную руку на стол, глазами упиваясь моим ртом.
— Потому что, если это то, чего ты желаешь, ангелочек, я с радостью все осуществлю.
Дес смотрит на меня так взволнованно с блеском в глазах. Я почти сожалею о своей бестактности.
— Почему ты попросил привести меня сюда? — интересуюсь я, указывая взглядом на помещение.
— Предположил, что ты захочешь узнать побольше о Солнцестоянии.
Я не отвожу от него взгляда.
— Иногда до чертиков жутко то, как ты хорошо знаешь меня.
— Я же Властелин Тайн. — Потом он смотрит на оставшуюся кипу. — О, да ты даже не добралась до книг с действительно сочной информацией, — отмечает Дес. — Он переводит взгляд от книг к закрашенному черным полотну. И втягивает воздух. — Ты непослушная, испорченная девчонка, — говорит он, ухмыляясь и щелкая пальцами, двигая картину к себе. Затем хватает ее в воздухе, изучая замазанное полотно. — Пробуешь себя в живописи? — интересуется Дес, поднимая бровь.
— Ты рисовал меня, — обвиняю его.
И я надеялась пробудить в нем совесть? Если так, то обвиняю не того.
Он кладет работу на стол.
— Цензура, знаешь ли, губит творчество.
— Мне плевать.
Дес наклоняет лицо прямо к моему.
— Ох, но если твои стоны прошлой ночью что-то значили, то думаю, тебе не плевать на творчество… во всех ее реализующихся формах.
Чувствую, как краснею.
Я смотрю на стопку книг снова.
— Когда мы идем на Солнцестояние?
— Завтра.
Я чуть не падаю со стула.
— Завтра?
Теперь более понятно, почему Малаки так усердно настаивал. Дес пододвигает стул ко мне, садится и кладет ноги на стол. Потом скрещивает руки на груди, пока свет играет на военных браслетах.
— Если бы прочитала книги, то не была б так удивлена.
— Я даже не знаю, какой сейчас день. — Что-то не заметила во дворце развешанных повсюду календарей. — Или, если уж на то пошло, — продолжаю я, — сколько дней длится год в Потустороннем мире?
— Столько же, сколько и на Земле.
Я раздраженно выдыхаю.
— Дело не в этом.
— Семнадцатое июня, — произносит Дес.
— Да и не в этом.
Он одаривает меня терпимым взглядом. Легкий удар руки, и одна из книг выскальзывает из стопки, паря в воздухе и приземляясь на руки Деса.
Я озадаченно смотрю на него.
— Что ты делаешь?
— Время для истории, ангелочек, — отвечает он. — Ты хочешь ответы; я сейчас снисходителен, поэтому накормлю ими твой грешный маленький ротик.
Я сжимаю губы, из-за чего Дес берет меня за челюсть, целует и возвращает внимание к книге.
Он поворачивает обложку, и страницы начинают быстро перелистываться.
— Так, вот, — произносит он, когда книга открывается в нужном месте, — «Краткая История Четырех Королевств».
Дес начинает читать мне главу, имитируя акцент кокни, черт знает зачем, когда объясняет давнее соперничество между Флорой и Фауной, Днем и Ночью. Я слежу за ним, полностью зачарованная голосом и обаянием.
— … каждый борется за пограничные земли, веря, что они принадлежат именно им, хотя Великая Мать и Отец говорили, что вся земля, море и небо принадлежат фейским существам. На заре времени была посеяна жадность, и с каждой сменой времен года она лишь росла в фейских сердцах.
То, что должно звучать скучно, становится лишь интереснее в повествовании Деса. Одну за другой он меняет книги, читая на разных акцентах — иногда на ирландском или русском, немецком или французском, даже (к моему полному восторгу) имитирует игру из фильма «Девушка из долины».
Дес был прав — некоторые оставшиеся книги, которые он мне читал, не нуждались в красочном повествовании; они и так были довольно увлекательными, нежели предыдущие.
Из последних томов я узнаю, что отец Короля Дня имел гарем, полный мужчин; вообще считалось чудом, что он породил Януса, нынешнего короля Царства Дня, и его уже покойного брата, Юлиоса. Или что Талия, старшая сестра Мары, должна была быть наследницей. Однако, перед тем как воссесть на трон, она влюбилась в волшебника-путешественника, который выдавал себя за менестреля. Он околдовал ее, убедив, что они предназначены друг другу судьбой, и та охотно отдала ему большую часть силы. Это чуть ли не разбило королевство. В конце концов, волшебник был приговорен к смерти, а Талия, не сумевшая восстановиться после горя, кинулась на собственный меч.
Я каменею, когда тексты переходят к сказкам из Царства Фауны, а точнее, Карнону. Согласно словам автора, он был «мягкосердечным» юношей.
— Страх тешится в груди королевства. Добрые души обеспечивают бедных правителей, особенно в обители зверей, — читает Дес.
Подсознательно большим пальцем провожу по чешуйкам на предплечье.
— Но Карнон рос одновременно и мягким, и сильным, по тому, как медведица может быть ласковой со своими медвежатами и злой с посторонними. Под его правлением, он принес истинную гармонию царству, в котором вспыхивало много гражданских войн многие века.
Дес закрывает книгу. Мой взгляд мечется между ней и ним.
— Стой, это все? — спрашиваю я. — О нем больше ничего не написано? О его безумии?
— Безумие Карнона объявилось слишком поздно, чтобы его запечатлели в такой старой книге.
— Как они могут писать, что он был добрым правителем? — возмущаюсь я. Он изнасиловал и заключал в тюрьмы множество женщин.
— Калли, — произносит тихо Дес, — мы с тобой в курсе, что монстрами не рождаются, они таковыми становятся.
Я это прекрасно знаю, но сейчас от этого появляется вкус горечи на задней стенке горла.
— История должна помнить, каким он был. — И указываю на предплечье; написанное в книге сильно западет в голову.