Приди, я тебя увенчаю, юноша полный здоровья,
лёгкий, как бабочка, юноша чистый,
вечно свободный, как чёрная молния,
сегодня, когда никого не осталось на скалах,
давай побеседуем попросту о жизни твоей и моей:
для чего служат наши стихи, если не для росы?
Для чего служат наши стихи, если не для ночи вот этой,
когда острый кинжал нас пронзает, и не для этого дня,
не для сумерек этих и не для угла,
в котором готовится к смерти измученный дух человека.
И особенно ночью,
когда на небе множество звёзд,
и все они — в тёмной реке,
текущей под окнами дома,
в котором живут бедняки.
Кто-то умер у них, или, может,
они потеряли работу в конторах,
в больницах,
на шахтах;
повсюду изранены люди,
повсюду надежды и плач,
пока звёзды плывут в бесконечной реке,
в окнах плач,
и пороги изъедены плачем,
простыни и подушки пропитаны плачем,
плач накатывается, как волна, и захлёстывает половики.
Федерико!
Ты видишь мир, улицы,
уксус,
расставанья на пыльных перронах,
когда клубы последние дыма
уносятся в даль,
туда, где нет ничего —
только камни, разлуки и рельсы;
повсюду есть толпы людей, задающих вопросы,
на которые нету ответа,
есть кровавый слепец и отчаявшийся, и разъярённый,
и дерево слёз и колючек,
и разбойник, таскающий зависть с собой на плечах.
Такова она, жизнь, Федерико, и это дары,
которые может тебе предложить моя дружба,
дружба мужчины мужественного и печального,
ты сам уже многое в жизни постиг
и многое постепенно постигнешь.
© Перевод с испанского В. Столбова, 1977