– Все свободны. Отлично поработали, ребята! Завтра снимаем пляжные костюмы.
Ловушка
Автор: НАЙТОН
Господи, как же здесь пусто и холодно! На самом деле, я не ощущаю холода, но состояние именно такое. Я вообще ничего не чувствую – ни голода, ни жажды, ни боли. Ни-че-го. Так хочется уснуть. Или умереть...
Мила очнулась от дикого, душераздирающего крика и вдруг поняла, что кричала она сама. На часах – без четверти пять. Уснуть все равно не удастся. Лучше приготовить кофе покрепче и приниматься за работу. Осталось совсем немножко...
Иногда в этой звенящей, гнетущей тишине звучат голоса. Они произносят бессвязные фразы и затихают вдали. Это похоже на обрывки чужих мыслей. Мне кажется, или я схожу с ума?
Мила сделала последний стежок золотистым шелком на белоснежном батисте, закрепила нить и разложила результат своей работы на столе. Причудливый узор оплетал низкий вырез горловины и рассыпался диковинными цветами по подолу ночной сорочки. Кружевные рукава были вершиной ее мастерства. Нежно и одновременно соблазнительно. Идеальный вариант для новобрачной. Какая ирония – ее увлечение рукоделием теперь стало сродни проклятию.
Время от времени здесь появляются люди, похожие на призраков. Они никогда не разговаривают со мной и исчезают так же внезапно, как появились. Сегодня я встретила юношу. Совсем еще мальчика. И...о Боже! – он заговорил со мной! Юноша сказал, что умирать больно...
Ее двадцать второй день рождения... Время неумолимо и беспощадно! Мила взяла со стола рамку и нежно погладила вставленное в нее фото. Юная рыжеволосая девушка с россыпью веснушек на носу казалась счастливой и беззаботной. Женщина смахнула непрошенную слезу и бережно вернула фотографию на место.
Почти десять. Пора...
Мамочка, я часто думаю о вас с папой. И о Сашке тоже. Не знаю, как так получилось, что я разом потеряла все, о чем мечтала, чем дорожила, что ценила больше жизни, к чему стремилась всей душей. Происходящее кажется глупым и нереальным. Я готова на все, лишь бы вырваться из своей гротескной тюрьмы и вернуться к старой жизни хоть на миг...
Мамуля, помнишь, ту ночнушку, которую ты начала шить для нашей с Сашей первой брачной ночи? Вот бы ее примерить!
– Добрый день, Людмила Исаковна! – молоденькая испуганная сестричка учтиво поздоровалась и приоткрыла дверь в палату. – Прошу вас, проходите.
– Как она сегодня? – спросила Мила на ходу. Глупый вопрос. Еще немного и все подумают, что она окончательно рехнулась. Девушка беспомощно развела руками и поправила одеяло, наполовину скрывавшее худое, изможденное тело.
– Найдите, пожалуйста, Ипатова и попросите его зайти минут через десять. А пока, если можно, оставьте нас наедине.
Когда за медсестрой закрылась дверь, Мила достала из сумочки батистовой сорочку, расшитую витиеватым узором, склонилась над маленькой неподвижной фигуркой, вытянувшейся на жесткой больничной койке, и нежно поцеловала холодную щеку.
– С Днем рождения, родная...
Мама, я так хочу уснуть! Не знаю, сколько времени я обхожусь без сна, но, видимо, уже очень долго. Мне бы лишь на мгновение смежить веки и погрузиться в спасительное забытье. Может, тогда весь этот кошмар рассеется и, наконец, выпустит меня из своих цепких, удушающих объятий. Хоть ненадолго...
– Ипатов, не молчи! Скажи хоть что-нибудь, черт тебя подери! – Мила отчаянно вцепилась в рукав белоснежного халата своего лучшего друга и с надеждой посмотрела в его увлажнившиеся глаза.
– Мила, я не Господь Бог. Мы сделали все возможное и невозможное. Полная арефлексия, атония мышц, гипотермия, глубокое нарушение функций продолговатого мозга... Ты же врач, и должна понимать: четвертая степень – это уже не жизнь.
– Знаю...Я не имела права так с ней поступать...но, ведь случаются чудеса?! Видимо не судьба. С моим – то диагнозом. Старая дура, о чем я только думала?! Сама мучилась, ее мучила... Теперь, после смерти мужа, я не могу допустить, чтобы мою кровиночку хоронили чужие люди, – Мила обхватила голову руками и тихо заплакала, впервые за последние годы позволив себе подобную слабость.
– Паша, уйди! Я хочу попрощаться...
***
Приблизительно через час, третью городскую облетела горестная весть. Единственную дочь главврача Людмилы Егоровой, Алину, впавшую в состояние запредельной комы более трех лет назад после чудовищной автокатастрофы, в результате которой погибли ее жених Александр Правдин и подруга Милена Латис, отключили от аппарата жизнеобеспечения.