– Девочки... мне кажется, что это... хм... нижнее белье.
Лиза с Мариной рассмеялись.
– Пап, они просто атласные, это сейчас модно. И на белье совсем не похоже.
– Расскажу я вам одну историю... – Сашка задумчиво размешивал сахар в чашке. – Это было в восемьдесят первом году. Я тогда в школе учился, в десятом классе. А жил в Михайловске, райцентре, где сейчас ваши бабушка с дедушкой живут. И вот у нас... в конце весны, наверное, помню, тепло уже было... в магазины завезли платья. Японские. Яркие такие – фиолетовые, розовые, ярко-зеленые... Из какого-то синтетического шелка, с оборками, кружевами. Рукава такие... фонариком. И в эти платья дружно оделось все женское население. Советский народ не избалован был яркой одеждой, а тут – такая радуга. Девчонки наши на танцы в них ходили или на свидания. А я тогда влюблен был по уши. В учительницу.
– О, пап, ты не рассказывал! – у дочерей загорелись азартом глаза.
– Маленькие вы еще были! – усмехнулся отец. – Так вот. В нее все пацаны в школе влюблены были. Она совсем молоденькая тогда была, только из педучилища. Или даже не закончила его, на практику ее прислали... не помню. Вела она у нас историю. Такая вся из себя строгая, жуть!
– Красивая?
– Очень. Глаза огромные, ресницы как иголки, нос курносый. И волосы, – Сашка провел ребром ладони по шее, – вот так подстрижены были. Я все мечтал ее до дома проводить, снилась она мне даже... Стихи ей писал. Корявые, конечно. И не показывал ей, само собой. И вот однажды по нашему городку прокатился слух, что платья эти, которые японские, совсем и не платья даже. А женские ночнушки. Спят у них там так в Японии.
Дочери захихикали.
– Слух пронесся со скорость пожара, все женщины, конечно, тут же поснимали эти платья и не надевали больше никогда. И вот приходим мы всем классом на консультацию перед экзаменом, а наша красавица-учительница сидит у окна вот в этом одеянии. Золотисто-желтом. До нее, видимо, этот слух не дошел. Девчонки наши тут же давай хихикать, перешептываться. А та не поймет, в чем дело. Потом завуч зашла, Анна Федоровна, увидела ее и позвала из класса. В коридоре ей и рассказала. Та вернулась в класс, красная вся. Всех тут же отпустила домой. А я потоптался на крылечке и обратно в класс вернулся. Смотрю, а она сидит за столом и чуть не плачет. Меня увидела и говорит: «Как же, Саша, я теперь домой пойду? Весь город же знает...». Тут я храбрости набрался и говорю: «А давайте, я вам пиджак свой дам и домой провожу». Во-о-от.
– И что? – Лиза с Маринкой во все глаза уставились на отца. – У вас потом роман был? И где она сейчас, учительница та?
– Где, где... – проворчал Сашка, допивая одним глотком остывший чай. – В спальне спит. Мама это ваша была. И вам пора спать уже. Ну, брысь укладываться! Завтра маме покажете свой каталог, посмотрим, что она скажет...
Бабушкин подарок
Автор: Laskiell
Наверное, если бы десять женщин спросили про самые любимые ночные сорочки, семь из них описали бы ту или иную роскошную вещицу из своего гардероба. Из тех милых штучек, при виде которых в каждом мужчине просыпается если не рыцарь, то уж точно лорд и повелитель. Да чего уж! У самой есть парочка таких полупрозрачных одеяний. Ах, сколько приятных и волнующих воспоминаний приходит на ум, когда проводишь пальцами по тонкой ткани.
У меня, как и у каждой женщины, за всю жизнь накопилось немало вещей, которые напоминают о чем-то важном. Зеленое кружево ласкало кожу в теплую майскую ночь, и даже старый скрипучий диван не мог помешать мне видеть прекрасные сны; завязки на комбинации цвета слоновой кости однажды чуть не убили романтику и пыл юности; а крючки на любимой рубашке в горошек имеют странную привычку расстегиваться от одного взгляда моего любимого. Но среди вороха одежды, засоряющей мои шкафы, есть нечто совершенно особенное: ночная сорочка, которую мне подарила бабушка, когда я гостила у нее на даче во время летних каникул. Мой дед привез эту вещицу из Китая ей в подарок, но бабушка рубашку так и не надела – жалко было такую красоту. А мне отдала, сказала носить и радоваться жизни.
Я помню тот поздний вечер, когда за целый день воздух так прогрелся, что к ночи казался почти осязаемым. Хотелось прохлады и холодного кваса. Я ела кислую смородину, пытаясь утолить жажду, и дразнила кота веревочкой. Но ему тоже было жарко, и он лишь лениво шевелил хвостом. Бабушка зашла в сени и, заговорщицки мне подмигнув, поманила рукой в комнату. На моей кровати, переливаясь разными цветами в тусклом свете, лежала... тогда я не сразу сообразила, что это ночная сорочка, приняв ее за одно из бабушкиных экстравагантных платьев. Я таращилась на нее, взвешивала на руках невесомый шелк, водила пальцами по рисованным узорам, пытаясь разобрать, где заканчивается цветок, а где начинается хвост диковинной птицы. Бабушка потрепала меня по волосам и, пожелав спокойной ночи, оставила наедине с новым сокровищем. Не в силах больше ждать, я надела рубашку и повернулась к зеркалу, чтобы увидеть, как складки китайского шелка струятся вдоль моей нескладной подростковой фигуры. Распустила косу и повертелась. Кажется, тогда я впервые пережила то сладкое щемящее чувство осознания себя девушкой, а не маленьким лохматым ребенком. Глядя в зеркало, вместо высокой сутулой девчонки с обгоревшим носом, я видела ту женщину, которой мечтала стать.