– То-то и оно. Попытайся ты трюк с форточкой провернуть – тебя бы оглушило хорошенько, чтоб неповадно было. Полезешь снова – уже молнией долбанет. На третий раз – приморозит к стене, и болтайся себе, пока кто из преподов не сжалится и не снимет. С занесением в личное дело, конечно.
– Но я ж ничего плохого не…
– Значит, – перебил странный тип, – так и напишут: не помышлял ничего плохого, просто клинический идиот. Хочешь жить – умей читать документацию. Положение о внутриобъектном и пропускном режимах для кого писалось? Ты его хоть открывал?
Евгения смутно догадывалась, что ответ на ее лице написан более чем четкий. Однако проблему это не решало:
– И как мне тогда в комнату попасть?
– К примеру, попросить кого-нибудь из учителей тебе помочь.
– И где я их сейчас найду?
– Ой, я даже и не знаю. Быть может, прямо перед собой?
Девушка вытаращилась во все глаза. И этот странный задохлик – учитель? Только если он ведет мастер-классы «Будь успешным, а не как я». Вслух же сказала:
– Тогда поможете мне?
Он смотрел на нее, все так же скрестив руки на груди, – явно чего-то ждал. Евгения вздохнула и добавила:
– Пожалуйста?
Странный учитель ухмыльнулся, обнажив частокол мелких зубов, и легко распахнул дверь общежития без всяких маханий карточками. Гена остолбенела, ухмылка мужчины стала лишь шире:
– Пункт 3, подпункт 2.1.5 Положения. Если вкратце, учитель сам себе удостоверение.
– Я… почитаю на досуге. – Она даже почти не соврала. Определенно хотелось, чтобы больше никто так перед ней не паясничал.
Девушка вошла в холл, но странный мужик почему-то пошел следом. Перехватив недоуменный взгляд, снова хмыкнул:
– А в комнату ты как собрался попасть? Дверь выбить? Показывай куда, я открою.
Ну да, логично. Гена залилась краской, нервно буркнула что-то вежливое и повела учителя к их с Ганбатой временному убежищу. Пока шли, мужчина то и дело поглядывал на Гену с явным подозрением и в какой-то момент, когда это стало уже почти невыносимым, выдал:
– Я думал, у патриарха преемник какой-то, ну… более азиатский, что ли. Судачат, по крайней мере, именно в таком ключе. А по тебе особо и не скажешь.
Они остановились у двери, и Гена с постным лицом выдала:
– Он и вправду бурят. А я – не Ганбата.
Учитель покосился на табличку, Евгения посмотрела туда же: кроме суверена на ней значился только его будущий собрат по комнате, некий Эндрю. Надеясь положить конец недопониманию, девушка пропустила учителя вперед, дав открыть дверь, после чего протянула руку:
– Я его вассал, Потапова Гена. А вы?
Мужчина замер как кипятком ошпаренный. Потом у него дернулся глаз. Затем еще раз. После веко вообще стало напоминать истеричный семафор, а выдал учитель и вовсе странное:
– Вобла желтый печенег…
– Что, простите?
Он стоял перед ней, абсолютно побледневший и явно шокированный, и Гена как никогда остро почувствовала, каково это – быть полукровкой. По слухам, преподаватели АСИМ были самыми бесстрашными головорезами, а этот все равно испугался ее, получеловечку, чуть ли не до икоты. Вон и смотрит так, будто она весь мир выдернула у него из-под ног. Девушка уже почти решилась убрать руку, как вдруг странный мужчина ожил, протянул свою и, крепко обхватив грубой ладонью, внезапно тихо и без былого запала выдал:
– Баранов. Игорь Октябриевич.
Внутри что-то оборвалось. Евгения словно застыла, а в голове застучал мамин голос: «Он закончит дела и придет», «Игорек и так рискует больше, чем я могла просить», «Он нас не бросил, вот увидишь». И самое частое, повторяемое как мантра: «Однажды ты обязательно поймешь». Однажды, может быть. Но точно не сегодня.
Сверкнула молния, раздался гром, и дождь, будто бешеный, застучал в окна. С каменным лицом сделав шаг назад, Гена резко закрыла перед носом наконец-то обретенного дяди дверь.
Татьяна все никак не могла успокоиться.
Утром она исполнила обещание и высадила подаренные патриархом цветы под своим окном. Большая часть вечера ушла на изучение, как это сделать, чтоб они не померли, а также на визиты вежливости ко всем местным дворникам. Теперь же, убежденная, что незабудки находятся в положенной тени и не будут скошены особо ретивыми сотрудниками ЖКХ (тут порукой стала цепочка прямых и явных угроз), русалка задумчиво сидела за кассой кафе и пыталась понять, зачем вообще все это было нужно. Не получалось.
На кой черт компостеру цветы?
Отдавало легким безумием, а оно пугало. Татьяна очень хорошо помнила, что порой бесстрастные вампиры тихонечко съезжали с катушек и заканчивали жизнь самоубийством, и странное поведение Богдана чем дальше, тем больше настораживало. Русалка имела опыт утраты близкого человека, упырь же не терял никого, и усиленная забота с его стороны, вероятно, была такой же защитной реакцией, как постоянный глубокий сон у Татьяны. Главным минусом сложившегося положения оставалось то, что вампир наверняка делал все это совершенно без задней мысли, а по ощущениям русалки крышечка с ее чайника была готова вот-вот окончательно сорваться.