Светило солнце, мерно жужжали шмели, ветер доносил чуть слышный аромат травы и каких-то цветов, нежно перебирал ее волосы, а Дора стояла в центре пустыря и медленно, шаг за шагом, расплетала, расправляла себя, словно косу…
Как только девочка закрыла глаза, Александр Витольдович поспешил разуться и аккуратно спрятал ботинки и носки под ближайший кочан, из тех, что побольше. Вынужденная босоногость ставила в несколько неудобную ситуацию, поскольку явно сигнализировала воспитаннице о его странностях. С другой стороны, в ботинках он не обладал и половиной той мощи, как без них. А если и вправду кто-то нежданный прибежит на огонек? Кажется, однажды даже дракон вылез. Лучше не рисковать. Посильнее утопив ноги в землю, Пень принялся внимательно следить за Дорой.
В его представлении она определенно была еще слишком юна. И то, с какой непосредственностью она ела плюшки, и наряд, и даже манера сидеть на стуле или обниматься – все выдавало ребенка. Но порой проглядывала и леди. Кто научил ее так распускать косы? Казалось, девочка лишь махнула рукой – и роскошный водопад тотчас устремился вниз, подметая землю, а ей словно до того и дела не было. Чудесные волосы: блестящие, в разы толще обычных человеческих. Наверняка еще и тяжелее. Александру очень хотелось дотронуться до них, провести рукой, вдохнуть аромат… Но делать так явно не стоило. Видимо, именно это и подразумевал ее папенька, обещая, что на ближайшие пару лет жизнь Пня гарантированно превратится в ад. Знал, о чем говорил. Сам в таком жил. Как же все-таки она сейчас похожа на юную богиню весны…
– Скорее на раскормленную индюшку.
Пень неодобрительно покосился на енота. Тот определенно подрастерял свой боевой запал и сейчас с опаской озирался, желая оказаться от полянки как можно дальше: чуял дикую силу, которая собиралась вокруг. Александр не без оснований отнес столь нелестный комментарий на счет общей нервозности своего компаньона, но все-таки вежливо парировал, так, чтобы девочка не услышала:
– Ну что вы! У сударыни тонок стан и грациозна походка. Весна и Лада как они есть.
Енот фыркнул:
– Погибель это наша, барин. Ладно ты – сила есть, ума не надо, – но Витольд Родович-то почему на эту авантюру согласился?
– Потому что все остальное не помогло.
Енот помолчал и грустно переспросил:
– Не было разве бабонек получше? Кожа да кости сплошные.
– Еще недавно, по вашим же словам, она была раскормленной индюшкой.
– Не серчай, я это сдуру ляпнул. Девочка-то, может, и хорошая, а кровь все одно – дурная. С огнем играешь, атаманыч.
– Денис, будьте другом, заткнитесь.
Енот понуро опустил мордочку, подошел к Александру и бухнулся рядом. Тот недовольно хмурился, но зверек, покачавшись пару минут, продолжил как ни в чем не бывало:
– Значит, когда тебя не будет, все заботы об этой крале на мне?
– Да. Заранее благодарен за старания.
– В обиду не дам, мамой клянусь. Только пообвыкнуть бы чуток. Щас поделать с собой ничего не могу: нутро аж выворачивает, когда она рядом.
– Прекрасно вас понимаю, самому по первости было дискомфортно. Терпение, мой друг, терпение. И не будьте слишком строги к себе.
– Спасибо.
– Но за языком я бы попросил вас следить. Дама, предположим, по-звериному не разумеет, но ежели я буду постоянно корчить рожи, как пить дать примет за полоумного.
– Не вопрос, барин. Буду нем как рыба.
В этот момент Пандора наконец-то расслабилась. Волосы тут же вздыбились, рванули сразу во все стороны. От внезапного порыва она пошатнулась – естественно, Лес рядом, резонанс сильнее, – но, прежде чем Александр успел это осмыслить, он уже держал девочку, мягко обнимая со спины. Она моментально вцепилась в его руку, как утопающий в спасательный круг. Свистел ветер, прочь улетали излишки дикой магии, а молодой старьевщик внезапно исполнил свою мечту, уткнувшись носом в макушку Пандоры и окунувшись в ее дивный аромат. Девочку нельзя было назвать хрупкой, но в его руках она именно такой и казалась.
Око бури всегда спокойно. Дора слышала, но не ощущала бушевавшего вокруг неистовства и размеренно вдыхала чуть сладковатый запах, почему-то ассоциировавшийся с деревьями. Еще чувствовались запахи свежей краски, одуванчиков и плюшек. К ногам прижалось что-то мягкое и пушистое, видимо енот. Надо бы спросить, как его зовут. Вовремя подхвативший ее Александр почему-то тихо-тихо пел и явно старался делать это с переливами, как мама. Безумно выл ветер, страшно шелестело, но девочка не открывала глаз, вцепившись в руки Пня и давая излишкам уйти. Потянуться, размяться – и обратно в неудобную, но правильную позу – писать экзамен жизни дальше. Теплые руки держали крепко, тихий голос обволакивал, уносил сознание с собой, мягкое брюшко енота грело ноги…