– Вот оно чё! Так ты его любишь!
Если до этого русалка хотела оказаться в каком-нибудь другом теле, желательно без похмелья, то теперь уже похмелье пожалело, что делит тело с Татьяной. Плед с котятами словно взорвался, сильная рука ухватила парня за грудки, протащила по комнате и буквально вдавила в панорамное окно. Красивое лицо женщины исказилось до неузнаваемости, на долю секунды лишившись всякого намека на человечность и ощетинившись мелкими рыбьими зубами. Ганбата и не пытался хоть как-то сопротивляться, только непривычно серьезным голосом произнес:
– Это было крайне бестактно с моей стороны. Прошу прощения.
Черные глаза чудища постепенно обрели зрачки, черты лица утончились, и русалка, успокоившись, отпустила парня. Прошла обратно к дивану и завалилась на него, теперь уже накрывшись пледом с головой. Ганбата осторожно присел рядом и положил руку туда, где под одеялом скрывалось ее плечо.
– Злишься, что мы вампиры, да?
– Нет. Просто злюсь, – и, немного помедлив, добавила: – Все время злюсь, и порой меня заносит. Извини.
– Да я и сам не тактичнее тарана. – Парень задумчиво поправил на русалке плед. – И тоже наверняка злился бы, если бы папа делал вид, что мы с ним чужие. Но он тобой дорожит. Взаправду.
Помолчали. Русалка наконец-то вынырнула из-под пледа и смотрела в потолок, вампиреныш – на свои кроссовки.
– И вообще, я с тобой подружиться очень хотел, а не обидеть.
– Забавная вы семейка. Один в вампиры зовет, другой хочет дружить…
Ганбата воспрянул духом:
– Видишь! Он тебя…
– Нет, пацан, – отрезала Татьяна. – Ему просто скучно.
– Неправда! Не стал бы он от скуки рисковать. Папе-то даже злиться нельзя, а уж такой финт ушами деда в жизни не простит. Деда Ваня ему вообще все запрещает, кроме работы.
– Деда Ваня?
– Папин папа. Иван Карлович.
– А, этот сучий потрох.
– Вы знакомы? – испугался парень.
– Лично, слава богу, нет.
Ганбата помолчал еще немного и печально подытожил:
– Папе можно только работать, иначе деда его убьет. И меня заодно.
– Хренасе у вас порядки.
Да уж, вот тебе и желанное бессмертие. О вампирах Татьяна знала мало, благо их вид всегда держался особняком и жил исключительно собственными проблемами. Но даже тех крупиц, что были доступны русалке, хватало на главный вывод: сказками тут и не пахло. Пахло полным отсутствием перспектив на личном фронте.
Сон в гробах, непереносимость крестов или чеснока имели мало общего с ушлыми дельцами, к которым она привыкла, и явно были налипшими за века суевериями. Как помнилось Татьяне по урокам Тимофея Ивановича, много тысяч лет назад что-то – метеорит ли, материнский ли корабль, или магия какая, сейчас и не узнать – занесло вампиров на очаровательную голубую планету с крайне суровыми для их формы жизни условиями. Загвоздка была в том, что вампиры питались вовсе не кровью. Они улавливали солнечные лучи и перерабатывали их энергию. Интенсивное же воздействие оных, а особенно прямое попадание на вампирские клетки, приводило к перегрузке, та – к высвобождению большого количества тепла, а оттуда до самовозгорания и, как следствие, смерти уже рукой подать. Поскольку новый дом буквально купался в солнечном свете, вампиры обречены были веками вести крайне затворническую и нервную жизнь. Которая, кстати, тоже оказалась весьма непроста.
Пусть и неизвестно, как выглядели первые колонисты, но сложностей с мимикрией у них точно не возникало. Когда ты – рой полуавтономных клеток, способный менять форму и физические свойства по щелчку пальцев, сойти хоть за камень, хоть за примата – раз плюнуть. А вот с продолжением рода сразу пошла беда. Крайне интимный акт обретения потомка через укус другого организма сослужил плохую службу репутации вида, намертво закрепив за его представителями звание кровососов. Нет, вампир мог, конечно, зачем-то попытаться и кровь выпить в процессе, но разве только из любопытства, и встречено это было бы гробовым молчанием. Укус во все века служил лишь одной цели: впрыснуть некоторое количество себя самого, дабы превратить организм заражаемого в подобие вампирского, с дружными, разумными, нестареющими, но напрочь лишенными способности делиться клетками. В результате вампиры намертво привязывались к изначальной массе своего тела, даже если принимали другую форму. Как упоминал и сам патриарх, кусали кого-то они максимум раза два в жизни, причем второй всегда был фатальным: первичное количество клеток организма принималось вампиром-роем за идеальное, и при сильном его уменьшении рой, не способный поддерживать единство, просто распадался. В итоге впрыснешь при укусе слишком много – погибнешь сам. Слишком мало – погибнут отданные клетки, так и не справившись с задачей. Никакого наслаждения в процессе, сплошная миллиметровщина.