Кусавший вампир становился родительской особью, а то, что получалось, – ребенком. У молодняка пропадало все «наживное» – память, знания, – оставалось лишь визуально точно такое же тело с небольшими отметинами от укуса, индивидуальными для каждого вампира. Организм больше никогда не менялся внешне. Его приходилось несколько лет обучать простейшим вещам – как и человеческое дитя, – но и развиться он мог много дальше изначального уровня. Поскольку родитель нес полную ответственность за своего протеже, размножались вампиры скорее по необходимости и неохотно. Существовало множество теорий, обещавших сохранение основных личностных характеристик после укуса, но подтверждать их экспериментально никто не спешил, поскольку процесс в целом считался слишком интимным, чтобы ставить на нем опыты. И да, хоть вампиры и получались из людей, людьми по понятным причинам не были. При этом к отбору «биоматериала» подходили строго и в соответствии с конвенцией о размножении обязаны были получать согласие на превращение. Правда, в случае отказа человека пришлось бы убить, так что процент пошедших на попятный стремился к нулю. Что еще раз подтверждает: правильно составленный договор – залог успеха.
Вся эта катавасия приводила к полной путанице в формулировках и понятиях, ведь люди-то нежитью называли в прямом смысле живых мертвецов, то есть тех, чье тело умерло однажды. Вампиры признавать себя мертвецами в таком смысле отказывались. У сказов же с термином тоже все было не так просто, и под нежитью понималось скорее некоторое фатальное изменение изначальной сущности, к коему, кроме прямой смерти, могло привести еще много других сценариев. Считалось также, что после одного «сдвига по фазе» других быть не может. Помимо вампиров к нежити относились и русалки, и часть леших, и прорва других существ, и путь в не-жизнь у каждого был свой. Считать ли смертью полную замену клеток? А полную потерю памяти? А и то и другое сразу? А если внешность осталась прежней, как и масса? А если сохранились какие-то черты личности? А если они стали ярче? Подобные вопросы вампиры задавали особо выеживающимся философам и каждый раз получали противоречащие друг другу ответы. Что, конечно же, удручало.
Однако, хоть интерпретации и несли в себе некоторые неточности, в главном с человечеством не поспоришь: вампиры и вправду были нежитью, для размножения кусавшей людей в шею и абсолютно шаблонно делавшей это по ночам, ибо днем слишком велика вероятность, что свежеобретенный потомок выскочит на солнышко и сам себя угробит. Дьявол, как часто это бывает, скрывался в деталях. Первоочередной же проблемой Татьяны было то, что по факту она вот уже много лет с флегматичной неотвратимостью падающего в колодец ведра все больше и больше привязывалась к вполне себе реальной семейке инопланетян.
Вопреки ожиданиям, знания об их природе никакого обратного эффекта не оказывали. Глядя в болотный омут глаз патриарха, Татьяна все равно видела на дне чертей и, сколько ни пыталась, не могла убедить себя, что ее собеседник – это не симпатичный мужчина, а смесь лего с пчелиным ульем. Что у него неоткуда взяться гормонам и, как следствие, чувствам, а внешний вид обусловлен исключительно тем, как именно выглядел человек, которого укусил возжелавший размножиться вампир, ибо формацию клеток «по умолчанию» просто-напросто легче всего поддерживать. Даже повторяя все это, словно мантру, ночами Татьяна раз за разом грезила о мягких светлых волосах, дорогом одеколоне и оставленном у изголовья кровати зонте.
Единственное, к чему занесенные на Землю вампиры стремились, – как можно быстрее отсюда улететь. Они копили баснословные средства, чуть ли не приставив к голове ружье, толкали вперед науку исключительно ради того, чтобы построить ковчег, который увезет их с негостеприимной планеты. И сейчас инопланетянин-младший втюхивал русалке, что ее тоска не безнадежна.
Печально вздохнув, вампиреныш добил:
– Да пойми ты, просто батя – Золушка!
Заявление было встречено Татьяной стоически. Мозг сразу подсунул пару вариантов на выбор: патриарх в чепчике и переднике смахивает пыль с полок; патриарха обижают злые братья, не пуская на бал; патриарх плачет в саду… Русалка почувствовала расползающуюся на лице ухмылку. Господи, как это теперь развидеть? Вслух же она сказала: