– Нефотогеничен.
– А главное достоинство?
– Дважды смог перепить медведя.
– Как вы узнали о вакансии?
– Внезапно и против своей воли.
– Почему решили оставить ту работу, которая есть у вас сейчас?
– Я и не собирался.
– Чем вы любите заниматься в нерабочее время?
– Спасать свою задницу.
– Почему считаете, что подходите на эту должность?
– Я так вовсе не считаю!
Толстяк все тщательно записал, закрыл папку и радостно откинулся в кресле:
– Вот видите, как быстро мы управились благодаря вашей покладистости. Так-так, даже чуть раньше уложились. Полагаю, вы бы хотели перекусить?
– Очень, – Игорь не раздумывал ни секунды. Для еды ему нужны будут руки. Хотя бы одна рука. А это шанс на спасение.
Завуч встал, аккуратно задвинул за собой стул и ушел в соседнюю комнату. Что-то зашуршало. Вскипел чайник. Игорь терпеливо ждал, внимательно разглядывая комнату и оценивая пути к отступлению. Решеток на окнах нет, но черт его поймет, какой это этаж, прыгать не разобравшись нельзя. Деревьев не видно. Дверь одна, открывается внутрь. Замок есть, но скорее для вида, такой не удержит. Оружие? Лампа. Стул. Телефон-трубка. Найти бы базу, тогда проводом можно удушить. О, да на столе целое богатство – набор перьевых ручек. Жаль, что нет ножниц. Самая уязвимая часть кота – усы. Придется выкручиваться тем, что есть. Кажется, из кармана не вытащили зажигалку. Шансов мало, но рискнуть можно. Главное – освободить хотя бы одну руку.
Когда Тимофей Иванович вернулся в комнату, у Игоря уже созрел план. Стараясь не выдать себя, он продолжал понуро сидеть на стуле, покуда завуч с тарелкой и ложкой не подошел и, зачерпнув овсянку, не поднес ее ко рту узника.
Только тут Игорь понял. Почему-то вариант, что один взрослый мужик будет кормить другого с ложечки, в голову вообще не пришел, хотя в этой цитадели абсурда ждать иного было воистину наивно. Бывший богатырь смиренно проглотил первую порцию. Усатый зачерпнул еще:
– Ложечку за маму. Вот так, хорошо. Ложечку за папу. Чудесно. За сестренку ложечку…
– Сколько мне, по-твоему, лет?
Оценивающе оглядев Игоря, Котов-Шмулинсон продолжил как ни в чем не бывало:
– Ложечку за пенсионную реформу. Ложечку за предстательную железу.
В кабинете зазвонил телефон. Пленник и его заботливая нянечка переглянулись.
– Вы не против, если я отвечу?
– Вперед, ирод.
Сняв трубку, упитанный мужчина вытянулся по стойке смирно:
– СУНЦ АСИМ, завуч Котов-Шмулинсон слу… О, Альма Диановна! А мы как раз о вас вспоминали. Скоро ли вы заберете у меня этот очаровательный сгусток уныния? Чудесно, чудесно. Да, как раз кормлю. Очень ждем. – И, положив трубку, промурчал: – Через десять минут госпожа директор нас примет. Не забудьте манеры и то, как чудесно мы с вами сдружились за этот день.
Методично запихнув оставшуюся овсянку в Игоря – слава богу, уже без прибауток, – завуч совершенно без зазрения совести вылизал тарелку, утер усы и вдруг легко забросил пленника себе на плечи, словно тот весил не больше листа картона. Намурлыкивая под нос что-то про сердце красавицы, запер кабинет и понес Игоря по большому светлому коридору. Красный ковер практически полностью глушил звук шагов, и слышны были только сопение Игоря, лязг цепей и порядком надоевшая песенка. У совершенно совкового вида двери с надписью «Директор» толстяк остановился, вытянулся, насколько позволял пленник на плечах, и постучал. Низкий женский голос велел заходить, и через пару мгновений мир Игоря перевернулся, потом еще раз, и он оказался на стуле перед директрисой.
То была женщина высокая, мощная и седая. Фигура ее напоминала раздобревший прямоугольник, пучок кудрявых волос на макушке и тонкие очки на цепочке подавляли своей официальностью. Красный лак на ногтях, суровый прищур выцветших глаз, темно-фиолетовая юбка и огромный серый свитер грубой вязки накрепко впечатывались в головы учеников как предвестник проблем. Альму Диановну побаивались все и всегда. Поговаривали, что даже Тимофей Иванович не знал точно, сколько ей лет, но, по слухам, именно она приложила лапу к Ромулу и Рему. Альма Диановна тоже постоянно улыбалась, но эта улыбка навевала исключительно мысли об оскале. Госпожа директор умела вызывать в людях очень разные эмоции, но спокойствие в этот список точно не входило.
Она несколько раз моргнула, глядя на сияющего Тимофея Ивановича и раскрасневшегося Игоря. Потом вздохнула и как-то чрезмерно буднично поинтересовалась:
– И давно у нас теплый прием сопровождается цепями и наручниками?
– Так он бы меня в противном случае и слушать не стал, стикал бы при первой возможности. Что мне, носиться за ним?