– Ладно, – поправился патриарх, – рад, пожалуй, неверное слово. Обескуражен – и нуждаюсь в вашей помощи. Скажите, вы узнаете свою жену?
– Из тысячи, – просто ответил стряпчий.
Малодушно скрестив пальцы, Богдан Иванович снова зачерпнул воспоминаний и щедро вывалил их перед прежним «я».
– К счастью, у нас всего два варианта.
Марго и Татьяна. То самое выступление в интернате, привлекшее его внимание. Короткие бизнес-встречи. Настороженный взгляд и властные жесты. Да, в молодости одинаковки почти не отличались внешне, и на всякий случай патриарх показал и Маргаритиферу с пляжа – повзрослевшую, вошедшую в силу. Чем больше он сам погружался в память, тем громче звучали в голове сомнения: на роль богатой наследницы и нежной спутницы жизни Татьяна не тянула даже с натяжкой. Сердце, однако, с доводами рассудка соглашаться отказывалось, категорически заявляя, мол, не разговаривает с террористами. Подумать только – всего три дня назад он впервые услышал, будто может любить, а уже пытается установить личность собственной жены…
Густав изучал открывшиеся ему картины с легкой улыбкой и ответил, казалось, спустя вечность:
– Узнаю самого себя: старательно не торопишь собеседника, дабы не мешать, и не учитываешь главного. Я могу смотреть на нее бесконечно.
– Вы определились? – встрепенулся Богдан Иванович.
– Практически сразу, – пожал плечами Зонненштраль и указал на Татьяну. – Милый ангел, из-за несправедливости мира вынужденный выставлять шипы, но добрый и нежный под ними. Вторая, – он кивнул на Марго, – наоборот: сталь, старающаяся прикинуться теплой и мягкой. Моя жена такой никогда не была.
– Вы стопроцентно уверены? От вашего ответа зависит ее будущее.
– Наше, – поправил его стряпчий и внезапно улыбнулся: – Даже подведи меня глаза и сердце, не узнать ее фирменный кофе решительно невозможно.
– Шутите? – оторопел патриарх. – Я полагал, дело в физиологии русалок и их вкусовых рецепторах…
– Соболезную, но нет. Мы с тобой имели честь пить эту дрянь задолго до всей истории с вампирами.
– И продолжим – несмотря ни на что.
С тоской глядя, как Татьяна перебирает волосы патриарху, Густав вымолвил:
– Она должна быть счастлива.
– Непременно. Мы вместе об этом позаботимся.
Зонненштраль молча протянул руку. Богдан Иванович за нее ухватился, и с яркой вспышкой мрак развеялся, а лицо вампира таки макнулось в лужу, подытожив очевидное: наконец-то патриарх стопроцентно стал собой. И тут же услышал заинтересованный бас:
– Как прошло знакомство?
Богдан Иванович утер лицо и одним резким движением поднялся.
– Спасибо за встречу. Мне нужно хорошенько обдумать все, что я узнал сегодня.
– Вишь оно чё. Ну и? Какая настоящая?
Вампир покачал головой и ответил вопросом на вопрос:
– А безопасно ли вообще хоть с кем-то делиться итогами моих открытий?
Собеседник хохотнул и хлопнул патриарха по спине. Слава богу, в этот раз без каких-либо экзистенциальных последствий.
– Остался только один непроясненный момент, Зеленый Князь.
– Да? И какой же?
– Цена.
Старец по-отечески улыбнулся.
– Сдается мне, для тебя, младый юнош, это и вовсе не вопрос. Сам знаешь, чего я затребую.
– За спасение жизни вы попросили спасти жизнь. За обретение любви должен помочь обрести любовь?
– Верно смекнул. Ежели желаешь добрые дела – множь их сам, – подмигнул Витольд Родович.
Вампир нахмурился:
– Единственное пришедшее в голову довольно опасно, крайне вызывающе и повлечет за собой море последствий…
Их взгляды встретились.
– Как и в моем случае, – продолжил Богдан Иванович. – Спасибо. Я понял, что делать.
Ранним утром следующего дня кофейня встретила его полной тишиной. Пустые столы, поднятые стулья и, самое страшное, никого за барной стойкой. Внутри похолодело, вампир заозирался. Никогошеньки. Невозможно, неужели Иван Карлович все-таки…
Татьяна с мешком зерен вышла из подсобки неожиданно, но еще неожиданнее для нее оказались объятия патриарха. Он буквально вцепился в русалку, прижимая к себе.
– Слава богу, с вами все в порядке. Я уже, признаться, готовился к худшему…
Бариста огляделась и недоуменно выгнула бровь:
– В общем, конечно, тут скука смертная, ты прав, но, по-моему, излишне драматизируешь.
Поспешно отпустив даму и проводив ее взглядом, Богдан Иванович с непривычным ранее трепетом отметил, как покраснели из-за внезапной близости ее ушки. Одно дело знать, другое – чувствовать. Здесь и сейчас патриарх и стряпчий стояли перед ней – удивительно живой для одного, чудесно воскресшей для другого, – и спокойствие Татьяны ярко контрастировало с тем безумием, которое творилось в душе вампира. Хотелось упасть в ноги, закричать, обнять ее крепко-крепко и никогда не отпускать. Увести к себе, спрятать от всех, быть рядом каждую секунду, целовать руки, служить. Она не терпит несвободы. Что он может? Господи, что он может сделать, дабы хоть немного облегчить свои и ее страдания?..