– …рошего государства!
Выждав пару секунд и так и не услышав продолжения, Александр Витольдович наконец вставил слово:
– Понимаю.
Возмущение полилось новым потоком. Леший старался не сводить взгляда с куста, не будучи, правда, уверенным, так ли нужен тому визуальный контакт, и, пропуская сквозь себя то, о чем сетовал папоротник, сжал это до простого русского «Совсем оборзели». Да, не без этого.
– …а поскольку ты мне не князь, приказывать тем более прав не имеешь!
– И не думаю, – снова вставил свои пять копеек Пень. – Будучи полностью согласен с вашей аргументацией, я лишь смиренно прошу взвесить все варианты. Рассматриваете ли вы пересадку в тенистый садик неподалеку от искусственного водоема с последующим прикормом калийными, азотно-фосфорными и аммиачно-нитратными удобрениями?
Растение опешило.
– Это как?
– Современное сельское хозяйство базируется на научной базе и вовсю использует достижения химической промышленности. Удобрения…
– Не-не-не-не, – зашелестел куст ветвями без малейшего намека на ветер. – Что значит – «взвесить варианты»?
– Как вы правильно отметили выше, я всего лишь плоть от плоти, а не семя от семени, титулов не имею, повелевать вами не могу – и не намерен. Но так уж вышло, что сударыня, смотрящая на нас во все глаза, категорически не верит в возможность цветения папоротников, и я хотел бы ее в этом разубедить.
Растение недоумевало все больше.
– Ее сородичи, сколько себя помню, нас искали, срывали и вообще не особо церемонились, – зашелестел куст, – а эта – не верит?
– Вы сами слышали. Ей так в школе сказали. Человеческой.
– Да что они понимают! – возмутился папоротник. – Тоже мне, гении. Сами небось даже проверять нормально не стали. Лично я не знаю ни одного из наших, за кем бы в ночь на Ивана Купалу наблюдали именно в лесу, да чтоб дойти-найти тропами зачарованными – а уже нате, пожалуйста, выводы громкие. И самое обидное – дети им верят! Петра Первого на них нет! Уж он-то…
Александр Витольдович снова терпеливо подождал, пока растение вернется обратно к основной теме беседы:
– Так чего ты там про выбор говорил?
– О, все очень просто. Вы в своем праве отказать мне, после чего мы доедим ужин и несолоно хлебавши отправимся восвояси. Либо, если вдруг вы задумывались о переезде в более комфортную среду, можем совершить некоторый взаимовыгодный обмен. Вы – исключительно в просветительских целях, ни в коем случае не из уважения к наследнику Зеленого Князя – ненадолго распуститесь, а я, в свою очередь, в качестве платы за подобную наглядную демонстрацию подрастающему поколению азов ботаники обеспечу вас и ваше потомство достойными условиями жизни. Как почетного педагога.
– Прям почетного? – прицениваясь, переспросил папоротник.
– Ну а как иначе? Дело-то, очевидно, нелегкое, – со всем уважением закивал Пень. – Без острой необходимости я бы и не сунулся, но, сами понимаете, дети…
– Да-да, старые добрые нигилисты, анархисты и братоубийцы, – участливо зашелестело в сознании. – Где бы они были, если б не мы, не пример предков?
Огласить всплывшие в голове варианты леший не решился и лишь неопределенно дернул головой. Папоротнику этого хватило.
– В общем, сразу бы и сказал, мол, причина важная. Помогу, так уж и быть. Только смотри, без обмана!
– Конечно-конечно, и в мыслях не было.
В этот раз Сашка говорил предельно честно: он и в успех-то затеи не верил, куда еще и махинации придумывать.
– Ладно. Подводи своих, сейчас вдарю. Сам знаешь, процесс недолгий, пущай глазами не хлопают.
Горячо поблагодарив, Александр Витольдович встал и жестом поманил подростков. Ганбата пулей вскочил и с радостным «Ух ща будет!» потянул за руку Пандору. Все с тем же выражением глубочайшего скепсиса на лице та приблизилась к кустику и выжидательно уставилась на опекуна. Заметивший это вампиреныш ткнул ее в бок и указал на папоротник – мол, не туда смотришь. Девочка перевела взгляд, изучая в вечернем сумраке веточки и листья:
– А чего, собственно говоря, мы ждем?
Ответа не последовало, поскольку на этих словах поляну словно залило огнем.
Дора в свои неполные шестнадцать видела много интересного, странного, убийственно красивого и просто красивого, но подобного – ни разу. Да, папоротник определенно цвел, но с обычным цветением это имело столько же общего, как ее отец с правилами этикета британской королевской семьи. Никаких пестиков или тычинок, просто буквально из ниоткуда над центром кустика появилось огненно-ультрамариновое сияние в форме чего-то округло-вытянутого, с, кажется, лепестками, умудрявшимися напоминать оленьи рога. По крайней мере, раскрылись они словно лепестки, залив всю полянку удивительной смесью бликов от диско-шара, ореола люминесцентного планктона и дорогущего салюта. Мозг Пандоры лихорадочно боролся с увиденным, пытаясь объяснить, рационализировать происходящее, но она не могла даже определиться с цветом. Абсолютно золотое свечение, красное, как дорогущий томат, и в то же время синеющее хорошо заваренным чаем анчаном с вкраплениями серебряной бронзы. Все это великолепие одномоментно жгло глаза и еле тлело, пульсировало, разрывалось, танцевало и застывало на месте, обманывая все органы чувств разом, как злостный неплательщик алиментов – зеленого судебного пристава. Ганбата радостно смеялся; Дора и сама чувствовала, как по лицу непонятно с чего начинает ползти улыбка, но помешать ей не могла. Бросив взгляд на опекуна, удивилась еще больше. Вместо ожидаемого торжества, бахвальства или снисходительной вежливости на его лице застыла практически незнакомая гамма эмоций: восторженная растерянность, робость и в то же время шаловливое ехидство истинного прохиндея. Он опять казался моложе и живее, а перехватив ее взгляд, свой и вовсе отвел. Смутился! Словно в каком-нибудь романтическом фильме, не хватало только дождя и неловких соприкосновений рукавами. Свет папоротника словно срывал личины, легкими полутенями обнажая самую суть. Удивительно изменился и Ганбата. Дора смотрела на него, понимая, что вот-вот, буквально с секунды на секунду, осознает важное, главное, без чего дальше никак нельзя…