– Альма Диановна, но поймите же вы, тут банально повезло!
– Роман, до тех пор, пока вы не представитель прокуратуры и не министерский проверяющий, очень прошу вас не списывать результаты высокого профессионализма и слаженной работы коллег на пошлую улыбку фортуны. В противном случае и я могу выдвинуть встречное и столь же голословное предположение. К примеру, что отсутствие каких-либо травм у учащихся и педагогического состава напрямую связано исключительно с вашим пребыванием в отпуске. Как говорится, пациент нуждается в уходе врача, и чем дальше последний уйдет – тем лучше.
Медбрат не унимался:
– И тем не менее я вынужден настаивать. На территории интерната находятся несовершеннолетние, мало ли какие оказии могут случиться за лето? Далеко не всем подростки готовы делиться с учителями.
– Ага, а к вам, Роман, побегут с раскрытыми объятиями? – посмотрела поверх очков Лютая. – Вы сами написали заявление на отпуск, лично и в красках рассказали нам с Тимофеем Ивановичем, в каком именно гробу с тапками какого цвета видели любые попытки связаться с вами летом, и умотали в закат. И все это только ради того, чтобы вернуться и снова изводить меня, но на этот раз требованиями отпуск отменить? Не думали на всякий случай обратиться к коллегам, проверить свою душевную организацию? Кажется, в ней некоторый дисбаланс.
– Альма Диановна! – почти взвыл медбрат, до боли напомнив Игорю самого себя. – Вы прекрасно знаете, почему я хочу вернуться. Может быть, перестанем ломать комедию?
– В отличие от вас, – смерила его очередным взглядом госпожа директор, – я говорю как есть и отвечаю на ваш прямой запрос. Вы требуете отзыва из отпуска, я поясняю, что это невозможно.
– Но она же тут совсем одна!
У Игоря даже бровь не дрогнула. Ну да, в личный интерес ему верилось в разы больше, чем в страстное желание провести еще пару-тройку дней в этих радушных стенах.
– Не понимаю сути вашей претензии. Все учащиеся находятся под присмотром. В разумных рамках, конечно, с пространством для соответствующей их возрасту личной жизни.
– Все вы понимаете! – возмутился Роман и, мельком глянув на Игоря с Кириллом, внезапно выдал: – Потаповой нужно особое внимание. Сами знаете, девочка ни разу в жизни сородича не видела. Пусть сотрудники нашего чудесного интерната и очень хороши в мести за смерть учащихся, но, раз до подобного доходит, не всегда успешны в профилактике. Мало ли кто или что может покуситься на дочь нашего вожака? Моя задача, как ее вассала, проследить и всячески уберечь…
Лицо Баранова вытянулось. Медбрат – медведь? Откуда взялось «проследить и уберечь», если последний раз, когда Игорь видел хоть кого-то из Мишкиной стаи, те стояли в рядочек и даже глаз поднять не смели? Сонливость как рукой сняло, но директор явно решила добить:
– Очень важные вопросы вы поднимаете, Роман. Но мне одно непонятно: с чего вы решили, будто чужой оборотень справится с защитой ребенка лучше, чем ее собственный дядя?
Ну да, конечно. Стоило догадаться. Мысленно поздравив себя с умением зреть в корень проблемы, богатырь в бегах поставил зарубку обсудить с уважаемой начальницей, точно ли подобная близость идет на руку безопасности Генки. Однако реакция Романа вышла неожиданной:
– Как? Вы сумели притащить в АСИМ его?!
Последнее слово медбрат по-особому выделил, и это немного насторожило. Не меньше, чем деланое равнодушие Лютой.
– Ромочка, я работаю далеко не первый год. Если интернату нужен специалист – интернат получает специалиста во что бы то ни стало.
«Ага, и пофиг на желания того бедолаги», – мрачно продолжил про себя Игорь.
Медведь тем временем не унимался:
– И вы так спокойно об этом говорите? Разве не понимаете значения для нас всех? Скажите, как я могу с ним встретиться?
– Обернувшись? – пожала директор плечами.
Медбрат резко крутанул головой, стопроцентно заставив позавидовать не одну сову, вперил в богатырей взгляд и моментально бухнулся на пол перед Бляблиным:
– Вы – наш герой! Если есть хоть малейшие обстоятельства, в которых мы могли бы помочь…
– Слышь, Бобыль, это, кажись, к тебе, – осовело ткнул Игоря в бок ассистент. Медведь уставился во все глаза, а Баранов только вяло огрызнулся:
– Говорил же, без прозвищ.
– Прости, никак не привыкну. Но я стараюсь, да.