Она танцует с ним – такая чудесная, юная, счастливая. Открывает бал, несмотря на всю нелюбовь к танцам. Дозволяет то, чего не разрешала никому, – касаться себя. Смотрит на него неотрывно, только на него. И эти очаровательно покрасневшие ушки… И вот выкуп русалок. Ее широко раскрывшиеся глаза при чтении документов. Удивление. Праведный гнев. Пощечина. В следующую их встречу она обрежет волосы, пробьет пирсингом нос и бровь и изгонит из общения малейшие намеки на внимательный взгляд. Ушки больше не будут краснеть. Господи, что он натворил…
Патриарх открыл глаза. Сердце не стучало взволнованно по банальной причине его отсутствия. И дыхание не перехватило, но вот осознание – пришло, спасибо рою. «Про любовь» в его жизни случилось и без всяких романов, однако, в отличие от недалеких героев оных, он буднично не заметил очевидного. А вот герой купленной книги ни в коем случае не оставил бы без внимания эти чудесные раскрасневшиеся ушки.
Но сейчас ведь она снова потихоньку открывается ему навстречу, разве нет? Может статься, не все потеряно?
А что он будет делать, если так?
Богдан Иванович принялся ходить по комнате из угла в угол – это частично помогло хоть как-то отвлечь попытавшиеся хором завопить клетки, в едином порыве требовавшие вернуть Татьяну, словно без нее жизнь – не жизнь. В каком-то смысле так оно, конечно, и есть, но… Но разве это честно? А если он на самом деле не сможет полюбить в ответ? Разве гуманно купаться в чьем-то доверии и не платить сторицей?
Очаровательные красные ушки продолжали стоять перед глазами, и, как бы вампир ни убеждал себя в необходимости тщательно обдумать ситуацию и не делать поспешных выводов, с каждой минутой получалось все хуже. Сама идея, что он зачем-то может быть нужен идеальной женщине, не только грела его, но и расправляла ему крылья. Если она полюбит его вновь, разве не естественно станет жить рядом, рука об руку? Наслаждаться ее обществом, смотреть в зеркала, касаться? И то странное желание соединить их губы – окажется ли оно тогда понято и исполнено? Ганбата получит столь желанную маму, в доме навсегда поселятся жизнь и улыбки – да, он все сделает, чтобы Татьяна улыбалась, а по вечерам она будет рядом, на расстоянии руки, в каком-нибудь из тех нарядов, которые природа создала с одной-единственной целью – легко соскальзывать с восхитительных плеч. Он практически видел, как русалка пьет вино, развалившись в кресле, и лениво поправляет убегающую ткань. Как голова ее постепенно клонится к груди, а глаза слипаются, как сам он подходит, аккуратно забирая бокал, берет даму на руки и несет в постель. Как ее волосы рассыпаются по подушке, как белоснежная рука внезапно тянется и хватает за полу пиджака, не позволяя уйти. Как он смиренно стережет ее сон, изредка гладя по голове, а она даже глубокой ночью не отпускает его, и он живет этим мелодичным дыханием, полным чарующих ноток. Покачав головой, Богдан Иванович наконец-то согласился с вердиктом собственных клеток: любовь. Иной причины бредить несбыточным в столь зрелом возрасте придумать невозможно.
Внезапно одинокая мысль пробилась наконец сквозь мечтания, и патриарх насторожился, прислушавшись. Вода не может навредить русалке – он понимал это прекрасно, – но то ли показалось, то ли трубы и впрямь очень странно гудели, да и журчало как-то неправильно, словно не хватало чего-то крайне важного? Понимая общую предосудительность ситуации, встревоженный вампир тем не менее дошел до ванной и постучал в дверь.
– У вас все в порядке?
Вопрос был совершенно идиотским, но ничего лучше его сознание породить не успело. В ответ звенела тишина. Он постучал снова – без отклика.
И тут патриарх понял, что именно смутило его в звуке: капли, покинув кран, словно вовсе не ударялись о дорогую итальянскую плитку в душевой. Решившись, Богдан Иванович аккуратно приоткрыл незапертую дверь и застыл. Посреди ванной, заполнив собой уже половину помещения, парила водная сфера, в центре которой, свернувшись калачиком, покоилась недвижимая Татьяна.