Паскао протягивает мне руку, его бледные глаза неотрывно смотрят на меня. Он улыбается мне белозубой улыбкой.
— Приятно познакомиться, — говорит он взволновано, слегка сбиваясь на словах. Он заливается румянцем, когда я улыбаюсь в ответ. — Мы все много слышали о твоих великих делах Я твой большой фанат. Самый большой.
Я не помню, чтобы кто-то раньше также открыто флиртовал со мной, за исключением может того парня из сектора Блюридж.
— Приятно встретить еще одного Беглеца, — отвечаю я, пожимая ему руку. — Уверен, что смогу научиться у тебя пары новых трюков.
На лице у него появляется дьявольская ухмылка, когда он замечает, как взволновано я выгляжу.
— О, тебе понравится то, что будет. Поверь мне, ты не пожалеешь, что присоединился к нам — мы ознаменуем начало новой эры в Америке. Республика даже не поймет, кто именно нанесет удар. — Теперь он перешел на серию восторженных жестов, сначала раскинув руки широко перед собой, а затем, делая вид, что развязывает узлы в воздухе. — Наши Хакеры провели несколько недель, заменяя проводку в Денверской Башне. Теперь нам всего лишь нужно подключиться к любому громкоговорителю и бам, мы уже транслируемся на всю Республику. — Он хлопает один раз, а затем щелкает пальцами. — Все услышат тебя. Ты же у нас Революционер, да?
Звучит, как более сложная версия того, что я делал в аллея в месте десяти секунд, когда я впервые противостоял Джун, чтобы достать лекарство от чумы для Идена. Когда я похимичил с проводами на громкоговорителях по всей аллее. Но переделать проводку на главном здание, чтобы транслировать на всю Республику?
— Звучит забавно, — говорю я. — И что же мы будем вещать?
Паскао удивленно смотрит на меня.
— Конечно же убийство Электора. — Он быстро переводит взгляд на Каэде, та кивает, и он достает из кармана маленькое треугольное устройство. Щелчком он открывает его. — Нам нужно будет записать все доказательства, все до малейшей детали, начиная с того как мы вытаскиваем его из машины и заканчивая тем, как мы всаживаем в него несколько пуль. Наши Хакеры будут наготове и смогут сразу же прокрутить запись убийства на всех Информщитах. Мы расскажем о нашей победе по громкоговорителям всей Республике. Посмотрим, как они смогут нас остановить.
У меня мурашки бегут по кожи от такой дикости. Я вспоминаю, как солдаты записали и транслировали смерть Джона — то есть мою смерть — по всей стране.
Паскао наклоняется ко мне, прикладывает руку к уху и шепчет:
— И это даже не лучшая часть плана, Дэй. Он отодвигается достаточно далеко, так, что я снова могу видеть его зубастую ухмылку. — Хочешь узнать, в чем заключается лучшая часть?
Я напрягаюсь:
— Что?
Паскао удовлетворенно скрещивает перед собой руки.
— Рэйзор считает, что именно ты должен застрелить Электора.
Глава 9
Джун
ДЕНВЕР, КОЛОРАДО.
НА ЧАСАХ 19:37
24 ГРАДУСА ПО ФАРЕНГЕЙТУ.
Я ПРИБЫВАЮ В СТОЛИЦУ НА ПОЕЗДЕ (СТАНЦИЯ 42 B) в самый разгар метели, где на платформе собралась толпа, чтобы посмотреть на меня. Пока мы медленно останавливаемся, я, через замерзшее окно, вглядываюсь в толпу. Несмотря на то, что на улице очень холодно, эти жители собрались позади временно огораживающего барьера, толкая и отпихивая друг друга, будто приезжает Линкольн или другой знаменитый певец. Людей сдерживает не менее двух военных патрулей. До меня доносятся их приглушенные крики.
— Назад! Всем зайти за ограждение. За ограждение! Любой, замеченный с камерой, будет сразу же арестован.
Так странно. Многие из них кажутся очень бедными. Помогая Дэю, я заработала себе хорошую репутацию в бедных секторах. Я дотрагиваюсь до кольца из бумажных скрепок на пальце. Похоже, это уже вошло у меня в привычку.
Томас идет по проходу к моему месту, затем наклоняется, чтобы сказать что-то солдату, сидящему рядом со мной.
— Отведите ее к двери, — говорит он. — Быстро. — Он переводит на меня взгляд, затем осматривает мою одежду (желтая тюремная куртка из-под которой торчит воротник тонкой белой рубашки). Он ведет себя так, как будто вчера вечером между нами не было никакого разговора в комнате для допросов. Я неотрывно смотрю на свои колени. От его взгляда у меня мурашки бегут по спине. — Снаружи очень холодно, - говорит он своим людям. — Убедитесь, что она тепло одета.
Солдаты направляют на меня оружие (Модель XM-2500, диапазон 700 метров, самонаводящийся прицел, может пробить два слоя цемента), затем поднимают меня на ноги. Во время поездки на поезде я довольно открыто наблюдала за этими двумя солдатами, так что сейчас их нервы скорей всего на пределе.
Кандалы у меня на руках с лязгом ударяются друг о друга. С таким оружием как у них, я точно умру от потери крови, неважно, куда угодят их пули. Должно быть, они думают, что я планирую отнять оружие у кого-нибудь из них, когда они отвлекутся. (Смешное предположение, потому что с этими кандалами на руках, я никак не смогу справиться с винтовкой.)
Они ведут меня по проходу к выходу из нашего вагона, где еще четверо солдат ждут у открытой двери, которая ведет на платформу. В нас ударяет порыв холодного ветра, и у меня перехватывает дыхание. Однажды я уже была на фронте, когда мы с Метиасом единственный раз вместе были на задание, но тогда то был Западный Техас в разгар лета. Я еще никогда не была в городе, доверху заваленном снегом. Томас проходит вперед нашей группы и показывает одному солдату, чтобы тот накинул на меня пальто. Я принимаю его с благодарностью.
Толпа (где- то около девяносто или сто человек) замолкает, когда видит меня в ярко желтой куртке, и когда я иду вниз по ступеням, то чувствую на себе их обжигающие взгляды. Большинство из них дрожат на ветру, одетые в тонкую одежду, которая едва ли защищает их от холода, а в ботинках сплошь дыры. Я не могу этого понять. Несмотря на холод, они пришли сюда, чтобы только посмотреть, как я выхожу из поезда — и кто знает, как долго они уже здесь стоят. Внезапно я чувствую вину за то, что приняла пальто.
Мы доходим до конца платформы, почти заходим в вестибюль здания, когда я слышу, как кто-то выкрикивает из толпы. Я оборачиваюсь до того, как солдаты успевают меня остановить.
— Дэй жив? — кричит какой-то парень. Он, наверное, старше меня, недавно вышел из подросткового возраста, но такой тощий и маленький, что легко мог бы сойти за моего ровесника, если не приглядываться к его лицу.
Я поднимаю голову и улыбаюсь. Но охранник бьет его по лицу прикладом винтовки, а солдаты хватают меня за руки и силой разворачивают обратно. Толпа взрывается криками. Среди всего этого шума, я различаю несколько слов: Дэй жив! Дэй жив!
— Идем дальше, — выкрикивает Томас. Мы заходим в вестибюль и, когда за нами закрываются двери, я чувствую, как по всему телу разливается тепло.
Я ничего не сказала, но и улыбки было достаточно. Да. Дэй жив. Я уверена, что Патриоты оценят мой вклад в распространение этих слухов.
Мы проходим через вестибюль и садимся в три военных джипа. Когда мы выезжаем от станции и выруливаем на шоссе, я разглядываю город, раскинувшийся за окном. Обычно у людей имеется веская причина, чтобы приехать в Денвер. Никто кроме местных жителей не может сюда въехать без специального разрешения. То, что я нахожусь здесь и вижу этот город уже необычно. Город лежит под покровом белого снега, но даже сквозь него проглядываются очертания гигантской стены Денверской дамбы, защищающей город от наводнений. Доспехи. Я читала об этом в начальной школе, но видеть это своими глазами совсем другое. Небоскребы здесь такие высокие, что их верхушки исчезают за туманом заснеженных облаков, каждый балкон покрыт тоненькой коркой льда, каждый из которых огорожен гигантскими металлическими балками. Между зданиями я замечаю Главную Башню. Повсюду горят прожектора и летают вертолеты рассекающие небо над небоскребами. В одном месте у нас над головами пролетают сразу четыре военных истребителя. Я замираю, глядя на них (Жнецы X-92, экспериментальные самолеты, производство которых еще не началось за пределами столицы; но должно быть они уже удачно прошли тесты, раз инженеры разрешили запустить их прямо над центром Денвера). В этом городе еще больше военных, чем в Вегасе, и он выглядит куда более пугающим, чем я могла себе представить.