Неподвижно сидели канудосцы на своих конях; солнце палило, испаряя зловонно теплую ядовитую кровь каморцев, и зримо нависало над землей красноватое марево... Недвижно валялись взращенные Каморой грабители, предатели, воры, доносчики, не суждено им было больше грабить, предавать, доносить, убивать... Угрюмо смотрели на них канудосцы, братья... Всего лишь мизинец отрубили они на ноге у Молоха, и столько пролилось крови — не впитывал больше липкий песок, не принимал выползавших из тел темно-ржавых змей, и мерещилось: темные змеи выползали из песка и, припав к ранам, высасывали прохладную кровь, утолщаясь и набрякая... Медленно ехал с лесной опушки Пруденсио, а с противоположной стороны, от каатинги, ковыляла, кивая головой, кляча дон Диего... Спешился и на три части разрезал длинное лассо... Оттащив коня, дон Диего опустился возле Рохаса на колени: