Давайте посмотрим и на скитальца, все-таки он для нас главный; видите, съежился, окатываемый волнами страха, — перед Мичинио стоял. Сощурив глаза, смотрел на него самовластный главарь жагунсо, и злобно взблескивали под золой раскаленные уголья.
— Значит, вправду нет больше денег, малыш?
— Нет, — еле выдавил из себя Доменико, лицо горело, спина леденела. — Хотя... как же нет — еще сорок драхм и несколько грошей.
— Эти крохи ты мелким птахам скорми, малый, а я птица иного полета, сопляк...
И беспощадным огнем полыхнули жуткие глаза.
— Значит, нет других денег?
— Нет, честное слово... — И вспомнил: есть, есть еще, как же, как он забыл о них! — Тысяча драхм... В Краса-городе, у срубленного дерева!..
Мичинио пошел к нему своим страшным шагом тяжелым и легким, жестко ухватил за грудки каатинговой рукой, грубо притянул к себе помертвевшего скитальца — близко-близко нависло страшное лицо над бессильно откинувшим голову — и в упор спросил:
— Почему же скрывал?! — И вздрогнул испуганно — Мичинио вздрогнул! — оттолкнул Доменико, грозно обшарил глазами комнату, с ножом в руках подкрался к шкафу, рванул дверцу — никого, обернулся стремительно, уставил злобно пылающий взгляд на тахту, приподнял свисавший край пестрого паласа и ловко запустил нож под тахту, но понял по звуку — и там никого, и все равно заглянул; потом осторожно подошел к сундуку, ухватился тихо за ручку, с ножом наготове, и разом поднял резную крышку, — никого!