— Давай выкладывай… Прошу вас, изложите.
— Слово истинного вакейро, укажу вам ход, чтоб взять Канудос, но обещайте, как бы ни обернулось дело, не мучить меня этими адскими орудиями, убейте просто, без них.
— Ах что вы, что вы, какая смерть, с какой стати убивать вас!
— Не даете, значит, слова?
Гневно кивнул головой стоявший позади Мануэло великий маршал-капрал.
— Даю, даю вам слово истинного полковника, хале.
— Отлично, грандхалле, верю вам, но все же… не обижайтесь, поклянитесь.
— Клянусь вам своей целомудренно добродетельной супругой грандхалле Стеллой, — живо дал клятву полковник и побагровел, опустил голову и все равно прекрасно чувствовал, каким взглядом сверлил его временный капрал.
Тут и Мануэло вздрогнул, смешался — с каким презрением смотрел на него связанный Зе!
— Хорошо… — Мануэло еле справился с собой. — Что вы знаете о нашем подземном ходе?
— Широкий он — конь проходит! — уверенно ответил полковник.
— И не один! — самодовольно уточнил Мануэло. — Перейдем ко второму условию, полковник… Ваше имя?
— Чикопотамо, — лихо соврал полковник, хватит того, что жену назвал настоящим именем, боком ему вышло.
— Сами знаете, Чикопотамо, ничего нет дороже жены и детей. — Мануэло погрустнел. — Детишек у меня трое — три жемчужинки… два мальчугана и девчушка. Ради себя самого, ради спасения своей злосчастной жизни, не стал бы предавать родного города, но семья, сами знаете… Слушайте хорошенько, внимательно, грандхалле, если дадите послать одному канудосцу записку и я буду знать, что она наверняка дойдет, со спокойной душой открою эту очень важную для вас тайну.
— Какому канудосцу, что за записку?..
— Шурин у меня есть, брехун, каких свет не видал, вечно поучает, вразумляет, наставляет, умником себя воображает, мы его конселейро прозвали — советчиком, значит.
— А как ему передать? Сюда придет?
— Нет, он дома ждет меня или записку. Чуяло сердце, что сцапают нас в Городе ярмарок, упекут в Камору, попаду к вам в лапы, потому договорился с шурином, что если поймают меня, может, под пытками выколотят из меня тайну, и плохо придется нашим, поэтому пошлю ему тайное письмо — чтоб выбрался с моей семьей из Канудоса.
— А откуда ты знал… почему был уверен, что сумеешь передать записку? — Полковник заподозрил неладное, голос его стал угрожающим. — На что надеялся?!
— Надеялся на важную тайну, которую могу вам открыть, грандхалле.
Мишурный полковник скользнул взглядом в сторону капрала, но колебался и маршал-капрал. Мануэло бесстрастно продолжал:
— Я потому рассчитал все загодя, Чикопотамо, что уверен был — твои люди там же, у каатинги, схватят нас. Как я мог подумать, что вы поставили подкарауливать нас не солдат, а растяп. Почему предаю Канудос, еще раз объясню — не стоять ему, а тайный ход и без меня обнаружите в конце концов, так не лучше ли мне указать его и спасти семью, пока не поздно?! Вот так я рассуждал, а смерть торговца под пытками вконец утвердила меня в моем решении, я понял — незачем упорствовать, нет смысла в бесполезном мужестве.
Призадумался полковник Сезар.
— Ну, а как доставить записку твоему шурину?
— В этом-то вся загвоздка, грандхалле. Просить вас отпустить меня ненадолго — предупредить своих, так не отпустите же, не поверите, что я вернусь, сколько бы ни клялся, верно?
— Верно. — И тут полковнику пришла заманчивая мысль: — А если с нашим человеком послать?
— Что вы говорите, Чикопотамо! — засмеялся Мануэло. — Ха, станете печься о моей семье, если укажу проход! Ринетесь к Канудосу, и конец моим, куда им тогда податься?! За дурака меня принимаете, грандхалле, как вам пришло такое на ум, не ожидал от вас, грандхалле. Хм, с вашим человеком… — Мануэло оскорбленно усмехнулся, бормоча: — Нашел дурака, скажи им, где ход, тут же свернут голову.
— Вы же сами просили, лишь бы не под пытками, обычным путем прикончить, пожалуйста, мол… — вроде бы нашелся полковник и осекся — о, как грозно, свирепо и как насмешливо смотрел Эдмондо Бетанкур. Беспечно улыбался Мануэло, веселый пастух.
«Че-е-рт, почему теряюсь при маршале, какой-нибудь сержантик не опростоволосился бы так… Что за проклятие, почему тушуюсь при нем…» — тоскливо подумал полковник.
— Может, ошибаюсь, но есть же у меня основание сомневаться… — заметил Мануэло.
— Хорошо, как же все-таки быть? — очнулся от мыслей полковник. — Не вижу выхода.
— Выход, по-моему, есть.
— Какой?
— Не сообразите?
— Нет.
— Честное слово?
— Говори же…
— С ним пошлем.
Полковник и временный капрал уставились на Зе.
— Он настоящий олух, — сказал Мануэло, — но как у всякого, и у него есть кое-какие достоинства. Наездник — что надо, простодушный, провести его легче легкого. Он меня предателем считает, конечно, но я попробую обдурить его, когда очистите ему уши от воска. Отправьте записку с ним и дайте слово, что в пути ничего ему не сделаете, — подземный ход сегодня же вечером будет в ваших руках.
Маршал Бетанкур поспешил кивнуть.
— Согласен, пусть будет по-вашему, — обещал полковник. — Где записка? Надеюсь, покажете нам?
— Само собой. Сначала дайте бумагу и отодвиньтесь в сторонку, грандхалле, — не люблю, когда стоят над душой.
Полковник скинул со стола на кресло окровавленные орудия пытки. Мануэло присел к столу. Толстая цепь, стягивая локти, не давала высоко поднять руку, и он пригнулся к столу, но не рассчитал и смахнул листок на пол. Полковник стремительно подобрал его и, вежливо протянув Мануэло, отошел подальше, стал возле капрала. Мануэло поблагодарил, несколько минут вроде бы писал, сложил лист вчетверо и встал:
— Вот, пожалуйста.
— Можно прочесть?
— Да, посмотрите, лишь бы он, — Мануэло указал на Зе, — не узнал содержания.
Полковник раскрыл лист и удивленно захлопал глазами.
— Что это? Что?..
— Удивляетесь? Это будет знак семье, что надо уходить оттуда, путь свободен, не могу же я прямо написать: «Бегите из Канудоса!» Раз он вернется туда без меня, канудосцы заподозрят неладное, его наверняка обыщут, и записка попадет к Мендесу Масиэлу, тот ничего в ней не уразумеет, а конселейро полюбопытничает, полезет со своими советами, заглянет в записку и все поймет. Эх, полковник, полковник… — Мануэло Коста грустно улыбнулся. — По-вашему, я и такой малости не мог предусмотреть? Безмозглым считаете?.. Ну как, отпустите его с моей запиской?
— Я… я… думаю… не будет… ли… — нелепо мямлил полковник и сообразил: — Как решит великий маршал. Пошлю к нему капрала… Капрал, идите узнайте мнение великого маршала.
— Маршала к маршалу посылаете?! Не распознаете в капрале Бетанкура? Это же он! — воскликнул Мануэло.
— Что?!
Оторопел полковник.
— Что ты несешь! С чего взял?!
— Во первых, по тому, как вы держитесь, ясно, что рядом с вами кто-то выше вас, старший над вами, — очень уж скованны, а этот вон, что лежит у ног капрала-маршала, только за двумя другими капралами следил, терзал их глазами — это во-вторых, а сам капрал кивал вам, давая согласие, видел же я краем глаза. А кроме всего, я нарочно обронил листок, и вы, полковник, кинулись поднимать, а не капрал — простой капрал.
— Но, возможно, он генерал, выше меня по чину… — попытался выкрутиться полковник.
— Да кто не знает, что вы — не по чину — второй человек в Каморе, грандхалле.
— Ты прав, сынок, я Бетанкур, — вступил в разговор великий маршал. — Не стесняйтесь меня, продолжайте. — И подумал: «Гаденыш, чисто работает…»