Человек подошел к жавшемуся к стене Доменико: — Простите, не знаете, где живет Антонио?
— Нет.
— А вообще знаете его?
— Нет.
— Ясно, — протянул мужчина, с подозрением оглядывая его.
Доменико, однако, было не до него — терзал голод, очень долго спускался с гор, пока выбрался на проезжую дорогу, спал на земле, перебивался лесными грушами, а когда сошел в долину, конь под ним вздыбился ни с того ни с сего и, сбросив, умчался невесть куда; хорошо еще, падая, Доменико вцепился в мешочек и не лишился его.
Откуда-то бил в нос разреженным дымком запах жареного мяса. Глотая слюнки, Доменико двинулся на запах и, обогнув дом, очутился на берегу реки. Запах усилился. На берегу стоял один-единственный зеленый деревянный дом. На его широкой террасе за низенькими столами сидели люди, подносили к губам стаканы. Во дворе парень жарил мясо на вертеле. Доменико подошел ближе и тихо сказал:
— Мясо хочу.
— Больше ничего не хочешь? — огрызнулся парень.
— И хлеба хочу.
Парень утер наслезившиеся от дыма глаза, с небрежением глянул на Доменико, на его мешочек и бросил:
— Иди, иди, проваливай, не про тебя это место.
— Почему?
— Еще спрашивает! Будто драхму вдруг выложит!
— А если выложу?
— Ступай, ступай, не мешай.
— Поди-ка сюда, болван, — окликнул парня с террасы дородный человек.
— Что угодно, сеньор? — отозвался парень, не двигаясь с места.
— Зажаришь ты, наконец! Тулио ждет…
— Сейчас, мигом.
— Кто это там?
— Почем я знаю, бродяга.
— Я не бродяга, — обиделся Доменико.
— Что тебе нужно? — Толстяк изучающе оглядел его сверху.
— Мясо.
— Скажите-ка — мясо! А больше ничего?
— Хлеба.
— Пошел прочь, проваливай.
— Почему?
— «Почему»! — передразнил толстяк. — У него же карман драхмами набит.
— А будь у меня драхма… Будь у меня драхма?
— Будь у тебя драхма, не ходил бы оборванцем.
— А будь у меня драхма… — упрямо повторил Доменико, и слезы подступили к горлу. — Будь драхма, тогда…
Человек еще раз смерил его взглядом и загреб рукой воздух.
— Пожалуйте, сударь, пожалуйте.
Доменико шагнул к лестнице; скованный, одолел ступеньку за ступенькой, глядя на толстяка сначала снизу, потом сверху.
— У тебя правда есть драхма?
— Да.
— Пожалуйте сюда, прошу.
— Где… мясо?
— Сейчас подаст, сударь. Эй ты, поживей! — Толстяк в бешенстве обернулся, но парень уже стоял перед ним, и ярость его разом угасла. — Зажарилось?
— Да.
— Подай ему, остальное неси Тулио. Зажарь еще двух цыплят.
Мясо было сыроватое, но от этого казалось еще вкуснее. Доменико энергично, нетерпеливо разжевывал его, заедая луком, довольно жмурясь и ни о чем больше не тревожась. Да, верно, мешочек! Крепче зажал его между ног. За столиком рядом шумно веселилась молодая компания.
— А ты, ты-то что сказал?..
— Отвяжись, Тулио.
— Чего стесняешься, выкладывай, как было, свои все.
Доменико ел теперь не спеша, смакуя.
— Да не было ничего… — нехотя пробормотал молодой человек с напомаженными волосами. — Этот остолоп торчал там, прикрылся простыней и…
Тулио привалился к спинке стула и покатывался со смеху, обнажив красивые зубы. Тонкие ноздри его трепетали.
— Слыхали, слыхали! — восклицал он, уморившись.
«Большие, кажется, у меня деньги, где бы их спрятать?» — подумал Доменико.
— Нет, нет, давай по порядку все. — Тулио перевел дух. — С начала до конца — все подряд, как было.
— Так все и было…
— Хорошо, я расскажу…
«Об одной драхме как говорят, а знай они о шести тысячах…»
— Так вот, отбился от нас молодчик — за юбками увивается.
— Не тебе возмущаться, Тулио…
— Не перебивай. Дня не пройдет, чтоб на свидание не побежал, соберемся посидеть, кутнуть, а он в самый разгар веселья глянет на часы и встает: «Мне пора, пошел я…»
«Как же быть с деньгами?..»
— Назначил свиданье одной замужней особе, не бойся, не назову имени, хотя чего там, все ее знаете; короче, забегал наш любовник, где бы комнату найти, — на дворе зима. Тут подвернулся Сервилио. «Обожди, говорит, все устрою». Сбегал куда-то, и нате вам — ключ от комнаты…
Все были увлечены рассказом, и Доменико, улучив момент, незаметно выудил из мешочка одну драхму.
— …Повел он свою красотку туда, вошли в коридор, а женщина на попятную: «Стыдно, вдруг да увидят, опозорюсь; ты, конечно, славный, но изменять мужу нехорошо, страшный грех». А он уговаривает: «Не бойся, не увидят; подумаешь, какое дело, разок изменить мужу, что он теряет, один раз живем, все равно умрем, ничего с собой не унесем; если не нравлюсь, скажи прямо, а если нравлюсь, пошли…» И уговорил-таки…
Ступеньки поскрипывали, Доменико старался не шуметь. Спустился, протянул толстяку драхму.
— Куда вы, сеньор?.. У меня сдачи нет.
— Я скоро вернусь.
— Цыпленка подать?
— Не знаю… Да, да… все равно.
Совсем рядом тянулся прибрежный лес. Пальцы Доменико цепко держали мешочек.
«Шесть тысяч… Одной драхмы недостает, это ничего пустяк…»
Обернулся — зеленый дом исчез из вида; зашел в гущу леса. «Где бы зарыть?..» Набрел на срубленное дерево, огляделся — другого такого поблизости не было.
— Уговорил он ее и тихонько, стараясь не шуметь, повернул в замочной скважине ключ, на цыпочках ввел подружку в комнату, затворил дверь и только вздохнул с облегчением, видит — человек на столе… расселся, с головой укрылся простыней!.. Представляете — на столе!..
— Вот это фокус! — воскликнул один из молодых людей, закатываясь смехом.
Захохотали и остальные, и только тот, с напомаженными волосами, ухмылялся смущенно, но и самодовольно при этом.
— Красотка с криком выпорхнула из комнаты, а он подскочил к человеку на столе, сорвал с него простыню. Кто был, по-вашему? Эдмондо! Представляете, Эдмон-до восседал на столе! Он тоже ошалел, кричит: «Кто тут кричал, кто вскричал?» Оказалось, Сервилио повстречал Эдмондо, когда за ключом бегал, а этот остолоп начал в друзья набиваться, как всегда: давай, говорит, дружить. А прохвост Сервилио сказал: «Ладно, только знаешь, что значит дружба?» — «Понятно, знаю, — ответил Эдмондо. — Друг все на свете сделает для друга». — «Ну, раз ты знаешь это, пошли — посиди для меня часок на столе под простыней», — и повел его в ту самую комнату, запер, а ключ принес нашему герою… Прямо на столе сцепились, отлупили друг дружку… Уверяет, будто он поколотил Эдмондо, а я думаю — было наоборот…
Доменико вернулся, пробрался к своему столику, заливаясь жгучей краской под нацеленными на него взглядами. Цыпленок был уже подан. Энергично потер под столом пальцы о колени, счищая налипшую землю, и вконец смешался — с него не сводили глаз. Сидел, не решался приняться за цыпленка, разодрать его на части.
— А что, если сведем вот этого с Эдмондо, подкинем ему «товарища и друга»… — оскалился Тулио. — Один пожаловал сюда — ну и тип!
— Может, проголодался человек.
— Проголодался — купил бы чего-нибудь да поел на лужайке в лесочке.
— Давай пригласим его к нашему столу.
— Идет! Поглядим, что за цаца! — И Тулио поднялся, поманил его пальцем: — Сеньор, пожалуйте за наш стол!
Доменико повернул голову — позади себя никого не обнаружил и недоуменно приставил палец к груди: