— Послушай, Реймонд, я недооценила ситуацию. Если нас станут расспрашивать, недурно было бы иметь наготове правдоподобные ответы, чтобы впоследствии версии наши не слишком расходились. Например, как мы познакомились? Скажем, я предложила свои услуги для написания твоей «автобиографии» или что-то в этом духе.
— Хотя перспектива изложить свою жизнь на бумаге меня не прельщала, возможность узнать тебя поближе оказалась соблазнительной. Для передовицы неплохо. Однако лучше всего просто игнорировать все вопросы. Даже отдаленный намек на истинное положение вещей может навести газетчиков на верный след, а все вымышленные детали трудно упомнить.
— Похоже, у тебя немалый опыт по части мистификаций, — заметила Барбара сквозь зубы. — Может быть, заняться сочинительство в качестве второй специальности?
— Осторожно, дорогая. Мы избавились от одной камеры, но это вовсе не означает, что других не осталось.
Напоминание было своевременным: она и впрямь вышла из роли.
— Разумеется. Но боюсь, что потребуется минута-другая, прежде чем я смогу взять себя в руки и изобразить обожающий взгляд.
Реймонд тихо рассмеялся.
Патрик принес клубнику: огромные ослепительно-алые ломтики, изящно уложенные на хрустальном блюде в окружении матового соуса из взбитых сливок и апельсинового ликера. Реймонд отобрал у Барбары вилочку и принялся собственноручно кормить свою спутницу ягодами.
По крайней мере, с надеждой подумала она, когда эта очаровательная для зрителей сцена наконец закончилась, сегодняшним своим заявлением магнат существенно ускорил события. Может быть, не так уж эта затея и нелепа, как показалось в первое мгновение. Если газетчики клюнут на приманку и ринутся на поиски мифического брачного свидетельства…
Нет, надеяться глупо. Желтая пресса живет по своим законам, и если Адамс наивно полагает, что газетчиков легко водить за нос, его ждет разочарование.
Несколькими часами раньше, проходя через вестибюль, Барбара не обратила внимания на казино. Шум, толпы народу, ослепительно перепивающиеся огни — примерно так представлялось ей святилище азартных игр. Теперь, остановившись в сводчатом проеме, журналистка с любопытством оглядывалась по сторонам, пока Адамс что-то говорил охраннику у входа.
Насчет огней она не ошиблась: зеркала, хрустальные канделябры и позолота наводили на мысль о дворце. Но остальные предположения не подтвердились; несмотря на то, что в посетителях недостатка не было, зал оказался весьма просторным, и ощущения тесноты или давки не возникало.
Сто или более игральных автоматов, расставленных вдоль стен, наполняли зал ритмичным пощелкиванием, которое перемежалось звонками и гудками. В центре зала распорядитель выкрикивал какие-то загадочные цифры, а скрытые в потолке громкоговорители призывали того или иного посетителя подойти к стойке. Перекрывая приглушенный гул голосов, игроки перебрасывались только им понятными жаргонными словечками — отрывисто и кратко.
Охранник ответил на вопрос Адамса — самого вопроса не было слышно — и уставился на Барбару с явным интересом. Должно быть, сплетня о захватывающих событиях в ресторане уже распространилась по всему отелю.
Реймонд взял спутницу под руку.
— Попытаешь счастье в «двадцать одно»?
— Спасибо, не хочется, — проворковала Барбара. — Прогулка с тобой заменит мне любую азартную игру.
Магнат рассмеялся.
— Тогда просто постой рядом: ты принесешь мне удачу. — Он послал к кассиру за фишками, а сам уселся за ближайший карточный столик.
Барбара встала подле и положила руку ему на плечо, надеясь, что поза выглядит достаточно интимно. Не успела она решить для себя, как следует пойти, Реймонд уже сделал свой ход, вызвавший бурную реакцию среди игроков. За несколько минут Адамс выиграл, проиграл, а затем снова выиграл баснословные суммы. Ритм игры завораживал, и Барбара придвинулась ближе, стараясь понять профессиональный язык картежников.
Реймонд завладел кистью своей спутницы, прижал ее к груди, так что узкая ладонь легла на ткань ослепительно-белой рубашки как раз над сердцем, и удерживал там, продолжая играть одной рукой.
— Это так ты развлекался прошлой ночью? — полюбопытствовала наконец Барбара. — До рассвета играл в «двадцать одно»?
— Ну-ну, любовь моя, — прошептал Реймонд, не отрываясь от карт. — Неужели я взял в жены ворчунью? — В голосе его слышались нежные, ласкающие нотки.
Крупье во все глаза воззрился на Барбару: должно быть, еще не слышал последней сплетни и едва не выронил карты.