— Тогда опустим любезности, их итак было много, — она поспешила застегнуть молнию на юбке, пуговицы на рубашке, заправив ту обратно за пояс.
А я только сейчас заметил не только грудь, но и красующийся на ней бейджик.
— Значит Лика, — протянул её имя, продолжая вчитываться в яркую надпись. — Ты работаешь в Парадиз?! Для гоу-гоу ты слишком зажата, для официантки…
— Это мой телефон, — поспешила она перебить ход моих размышлений, показав ровную строчку цифр, выведенную на моем предплечье. — Но на многое не надейся. Я найду деньги.
Виляя слишком зачетной задницей, чтобы я вот так запросто перестал на что-то надеяться, Лика вышла из VIP, но не из моей головы.
9. Лика
Я выскочила из комнаты, как ошпаренная, поправляя на ходу растрёпанные волосы и сумбурные мысли. В голове, кроме грохота музыки, искушающего голоса и образа его хозяина ничего больше не было.
Наглый, дикий, самоуверенный тип буквально заполнил меня изнутри, вытеснив здравомыслие и все существующие приличия.
Солоноватый вкус его кожи, привкус крови до сих пор играл у меня на языке, подразнивая и превращая меня в бесноватую.
Кожа горела и помнила каждое наглое прикосновение. Жар пальцев, которые спускались в ложбинке, задевая грудь. Широкие ладони, что жадно гладили, стискивали, изучали моё тело, которое сейчас ныло, будто рвалось обратно к тем самым рукам.
Мужские губы, оставшиеся на моих навязчивым напоминанием, никак не стирались из памяти. Вопреки всей неправильности сложившейся ситуации я не отрицала, что желала повторения.
Наваждение не прошло даже с выходом на улицу, лишь ветер донёс с пустынного переулка горький сигаретный дым.
Лялька и не думала прятаться, просто в тёмном закуточке не дуло, да и накрапывающий дождик там ей был не страшен. Прислонившись к стене, она нервно стучала по ней пяткой. Но услышав шаги, даже не повернулась в мою сторону, выказав полный игнор.
— Выбрось, — процедила я сквозь зубы, но пока не перешла от приказов к воспитательным мерам. Всё наивно надеясь достучаться до разума сестры не оплеухами, а словами. — В твоей голове что… единороги бунт подняли? Какого черта ты творишь, дура?
Лялька проигнорировала и пока ещё тихую просьбу выбросить сигарету, и мои вопросы. Оставила без внимания даже не совсем шуточное обзывательство дурой, продолжая пускать колечки сизого дыма в пустоту.
Взвинченная непослушанием и диковатостью происходящего, я не выдержала и выбила из пальцев сигарету. Наполнила повисшую тишину звонким шлепком. Тлеющий окурок отлетел на асфальт, рассыпавшись яркими искрами, чтобы тут же погаснуть в лужице.
— Очумела, — она наконец-таки удостоила меня своим вниманием, грозно шипя как змея. — Больная!
Чуть поморщившись, Ляля потёрла место удара, словно я не рассчитала силу и сделала настолько больно, что она вдруг начала очень реалистично кривиться от боли.
— А ты здоровая? — не выдержала и повысила голос. — Одеваешься, как чучело. Ведёшь себя, как ребёнок. Ты хоть знаешь, сколько нам нужно денег на мамино лечение? — Ляля ожидаемо непонимающе заморгала, словно и правда, смысл моих слов не доходил до её радужных мозгов. — А вместо того, чтобы если не помогать или хотя бы не усугублять, ты подставляешь ещё больше. К сумме, которой у меня итак, нет, ты добавила десять штук. Потому что тебе захотелось поиграть в карты, испытать удачу. А по итогу ты испытала на прочность мои нервы, — от досады я буквально взвыла, вцепившись в ворот лёгкой ветровки. — Для чего ты вечно идёшь всем наперекор? Устраиваешь революции, доводишь всех, ты просто маленькая эгоистичная сучка!
— А для чего ты изображаешь из себя моралфага, а сама течёшь, когда тебя лапает тип, имя которого ты даже не знаешь? Шлюшка.
Зло выплюнула Лялька, тут же пожалев о сказанному, приложив ладонь к пылающей от удара щеке. Пощёчина стала малым возмездием за слова и поступки той, чьи проблемы мне приходилось постоянно решать.
— Дура набитая.
— Лицемерка, — Лялька вернула мне пощёчину и снова замахнулась, но ударить не успела, оказавшись в плену моих пальцев. — Кричишь о своей жертвенности и героизме, но поступаешь исключительно по своему усмотрению. Врач старпер тебя не возбуждает, а могла бы ради благого дела и потерпеть пару минут, лёжа под ним.
Я устала с ней воевать и скандалить. Любое моё объяснение, Ляля принимала в штыки. Я мысленно пнула себя, заставив сойти с места, уйти и больше не плыть против течения. В конце концов, она когда-нибудь повзрослеет, поймёт, наверное, и мою боль, и переживания, и каждодневные нотации, которые имеют под собой почву.