— Мисс Рашдон, вы все еще здесь? — услышала я голос Ника.
Он ворвался в мои мысли, прогнал жуткие образы, я обернулась, стараясь увидеть, откуда исходит этот низкий, глубокий голос, который знала так хорошо.
Он сидел в кресле с высокой спинкой, вытянув вперед свои длинные ноги, правая рука его обнимала плечики Кевина. Мальчик мирно спал, прижавшись к широкой груди отца.
— Присоединитесь к нам? — спросил милорд. В его голосе явственно слышались властные нотки, и я поспешила приблизиться. И только тогда заметила отворенную дверь за спиной Николаса. В этой маленькой голой комнате на стуле, похожем на тот, на котором сидел Николас, расположилась Би. Глаза ее, похожие на крошечные круглые стеклянные бусинки, внимательно, не отрываясь, смотрели на нас.
— Не обращайте внимания на старую ведьму, — сказал Ник.
Я подчинилась и отвернулась от нее. Прежде чем снова бросить на меня взгляд, он провел длинными пальцами по волосам сына. И в эту минуту меня поразило их сходство. Это меня неожиданно ранило. Милорд Малхэм выглядел юным и одновременно старым, на лице его не было морщин, если не считать глубокой складки, залегшей между бровями. А глаза его, обращенные на меня, трогали и согревали, но в то же время от их взгляда по телу пробегала дрожь.
Николас долго и пристально смотрел на меня, рассеянно потирая подбородок свободной рукой. Наконец он спросил:
— Вы искали меня, чтобы сообщить о своем уходе, мисс Рашдон?
Этот вопрос показался мне странным, поэтому я нахмурилась.
— А почему я должна это сделать?
— Мне пришло в голову, что вы теперь поняли все безумие своего поступка, согласившись поступить на это место. Признайтесь, вам доставила удовольствие прогулка к конюшне?
Сердце глухо забилось у меня в груди. Его рука замерла, перестав поглаживать волосы ребенка… —Ну?
— Огромное, милорд. Я не поднимала глаз.
— Смотрите на меня.
Я повиновалась, и он продолжал:
— Боже, как я устал от людей, отводящих глаза, когда я вхожу в комнату. Неужели есть что-то отвратительное в моей внешности, мисс Рашдон?
— Ну…
— У меня бородавка на носу?
Я скрыла улыбку, прикрыв рот рукой.
— Бородавки нет, сэр.
Внезапно в холодной серой глубине его глаз зажглись теплые искорки.
— Уже лучше, — сказал он гораздо мягче. — Вы сегодня заставили меня улыбнуться, я возвращаю вам долг.
Николас указал на скамеечку, прикрытую потертой парчовой подушечкой.
— Садитесь сюда рядом со мной, чтобы я вас видел.
Я села у его ног.
— Ближе, — распорядился он.
Я подвинулась ближе и оказалась почти между его коленями.
— Скажите, мисс Рашдон, что вы думаете о моем сыне?
Я смотрела на ангельское личико ребенка, и на душе у меня становилось теплее. Горло мое сдавил спазм, я с трудом смогла промолвить:
— Думаю, милорд, он самый красивый ребенок, которого мне довелось видеть и который когда-либо появился на свете.
Густые черные ресницы милорда прикрыли его глаза, и я заметила, как затрепетали его веки.
— Да, — ответил он тихо, едва слышно. — Я готов на коленях молить Господа, чтобы он вырос более сильным, чем его отец, чтобы он был здоровее и телом, и душой. Я молю Бога, чтобы поразившая меня болезнь не передалась по наследству и ему, когда он станет взрослым.
Мы любовались спящим Кевином, и единственным звуком в комнате было потрескивание красных догорающих углей в камине. Я попыталась выкинуть из головы все слухи и картины безумия, мне хотелось бы никогда не покидать этого места и все грядущие годы провести рядом с ним.
— Ариэль, — услышала я голос Ника, тихий и мягкий, и попыталась пробудиться от сна наяву и посмотреть ему в глаза.
Я почувствовала, как в сердце моем рождается нежность, вытесняя из него все остальные чувства, а голова моя начала кружиться, и в этом не было ничего нового или необычного. Я тысячу раз испытывала это в его обществе.
— Сэр? — Мой голос звучал твердо, без дрожи.
— У вас печальное лицо. Вам грустно?
— Да, грустно, милорд.
— Скажите почему?
— Я не понимаю, что с вами происходит. Что вас заставило, милорд, обидеть сегодня утром вашу сестру?
— Я сумасшедший.
— Я в это не верю.
— Я чудовище.
— Это абсурд.
Николас приподнял мой подбородок своими длинными сильными пальцами. Глаза его вонзились в меня, как острые блестящие стальные рапиры. Слегка склонившись ко мне и кривя рот, он сказал (и слова его звучали, как щелканье бича):
— Маленькая дурочка, у вас ведь есть глаза. Раскройте их! Принимайте меня за того, кто я есть. Я лжец и распутник. Я развлекаюсь тем, что обольщаю невинные сердца и разбиваю их. Я безумец, происходящий из семьи безумцев. Я убийца…
— Замолчите!
Я вскочила и зажала уши руками.
— Не хочу об этом слышать!
— В таком случае вы идиотка, — заметил он спокойно.
Оторвав руки от ушей, я гневно смотрела на него.
— Боюсь, что вы правы, сэр, — сказала я, — но это мое личное дело.
— Сядьте, мисс Рашдон.
Я подчинилась. Сидя неподвижно и очень тихого я смотрела на ребенка. Случайно мой взгляд упал, на пальцы милорда, поглаживающие волосы Кевина. Их медленные круговые движения завораживали меня, гипнотизировали. Мне хотелось поднять взгляд, заглянуть в его глаза, но я не осмеливалась.
О, нет, это было бы непростительной глупостью. Потому что при виде отца и сына сердце мое перестало бы мне подчиняться, и, если бы я посмотрела в эти глаза цвета штормового моря, я бы пропала.
Внезапно Николас поднялся с места. Осторожно он положил Кевина в его кроватку и заботливо подоткнул одеяло.
Подойдя к двери детской, он остановился, повернул голову и скомандовал:
— Идемте, мисс Рашдон.
С сожалением я последовала за ним.
Мы снова оказались в огромной комнате с высокими потолками, украшенными столь великолепной лепниной, что я с трудом смогла удержаться, чтобы не выразить свое восхищение. Стены были покрыты темными деревянными панелями, но в камине уютно горел огонь, распространяя мягкое сияние.
Я ждала, что будет дальше, глядя, как Николас подходит к своему письменному столу. Он в нере-щительности остановился, прижав кончики пальцев к гладкой полированной поверхности красного дерева, и простоял так несколько минут. Он стоял ко мне спиной, и я видела, каким подавленным он выглядел: плечи его безвольно поникли, темноволосая голова низко опущена.
Я открыла было рот, чтобы заговорить с ним, но в этот момент Николас повернулся ко мне. Лицо его казалось неестественно бледным, как и в утро моего приезда в Уолтхэмстоу, глаза выглядели запавшими и тусклыми, веки припухшими.
— Подойдите, — сказал он тихо. Смела ли я подойти?
Он слегка оперся спиной о письменный стол, попытался выпрямить плечи.
— Вы боитесь?
— Нет, сэр.
— Тогда идите сюда.
Когда я приблизилась, сохраняя порядочную дистанцию между нами, он указал на открытую папку на своем столе.
— Вы умеете читать? — спросил он.
— Достаточно хорошо, чтобы справиться с этим, милорд.
Он казался довольным.
— В таком случае скажите, что там написано под сегодняшней датой?
Потянув к себе открытую папку, я прочла нацарапанную там запись:
— Сегодня день свадьбы Адриенны.
— Вот видите, я не вообразил это, — с удовлетворением произнес он.
— Но, милорд, — сказала я, закрывая папку. — Конечно, вы не могли не знать, что свадьба не состоялась.
— Я и думал, что знаю. Да. Да. Я знал это. О, Боже милостивый, я знал это…
Я смотрела на носки его сапог, не в силах поднять глаза, потом спросила шепотом:
— Тогда почему вы это сделали?
Он внезапно разразился смехом, смехом безумца.
— Почему? Все дело в этом подарке. В этом чертовом куске кружева. Я не помню, чтобы покупал его, мисс Рашдон. И когда я нашел его завернутым в бумагу и перевязанным лентой, то положил на свой письменный стол и вообразил, что мне просто пригрезилась вся эта унизительная сцена, случившаяся между мной и моей сестрой. Такое происходит не в первый раз. Я часто представляю всякие события, и если вы и дольше останетесь здесь, то узнаете об этом. Я живу в постоянном смятении духа, у меня в голове все путается, и, когда я нашел этот подарок… — Голос его упал до шепота и звучал теперь устало и виновато: —Я просто не осознал, что делаю. Я импульсивно схватил его, и, Боже мой, я скорее бы согласился лишиться правой руки, чем так оскорбить Адриенну.