— Нечасто.
— В таком случае зачем вы туда ходите?
Он пожал плечами с беззаботным видом, и я подумала, что этот разговор никуда нас не приведет. И решилась сделать более прозрачный намек — Вы ходили туда, чтобы избавиться от общества своей жены?
Губы его сжались.
В эту минуту я спросила себя: ане сказать ли ему, кто я, не признаться ли во всем, не объявить о цели своего возвращения? Однако от одной этой мысли мне стало страшно.
Ведь, в конце концов, я была для него незнакомкой. Он не помнил сейчас о чувствах, которые когда-то нас связывали, и заподозрил бы у меня заднюю мысль. Я не могла рисковать возможностью находиться рядом со своим ребенком.
К тому же для Николаса Уиндхэма я умерла А вдруг действительно его психика стала столь шаткой, что он был способен поверить в то, что его преследует призрак его умершей жены? Как он может отреагировать на мои признания?
Чтобы возродить любовь, которую он некогда питал ко мне, требовалось время. Пока я находилась за тяжелыми замками в Ройал-Оуксе, я не раз видела, как не слишком устойчивая психика больных полностью ломалась от прикосновения нетерпеливой руки или одного невпопад произнесенного слова.
О, нет, я не могла так рисковать. Я не стала бы так рисковать ни за что на свете. Однажды я уже потеряла его, и пустота, образовавшаяся в моей душе, ввергла меня в отчаяние.
Сложив на столик его кисти, я пожелала Николасу доброй ночи. Он не ответил и, когда я выходила из комнаты, продолжал смотреть в окно.
Следующие несколько часов я провела в своей комнате. Поспешно осмотрев свои вещи и не обнаружив признаков вторжения, я пришла к выводу, что среди моих вещей не было ничего, что дало бы основание снова поместить меня в злополучную лечебницу в Менстоне. Свидетельство моего пребывания там я носила на себе. Над локтем у меня было выжжено клеймо.
Сидя во французском кресле, обитом гобеленом, я смотрела на трепетный бледный свет свечи на моем туалетном столике и слушала, как Уиндхэм меряет шагами свою комнату. Когда он, подобно леопарду в клетке, начинал расхаживать по комнате, у меня возникали такие же опасения, как у его сестры. Время от времени он что-то произносил, и я напрягала слух и задерживала дыхание, ожидая, что ему ответят. Но отвечали ему только стон ветра и царапанье обледеневших веток по оконному стеклу.
В полночь ветер стих, и за окном воцарилось безмолвие, столь же тягостное, как мрак.
Задремала ли я? Скорее всего, да. Странный шум разбудил меня. Соскользнув со стула, я смотрела на ручку своей двери, медленно повернувщуюся направо. Я посмотрела на ключ, лежавший на моем туалетном столике, и затаила дыхание.
Замок не поддался.
— Кто там? — крикнула я.
Слова мои прозвучали как эхо, поднимающееся из глубины колодца.
— Ответьте же! — выкрикнула я снова. — Милорд, это вы?
Дверная ручка, тускло поблескивая, повернулась налево в исходное положение.
Я так напрягала слух, что казалось, не выдержат барабанные перепонки. Вот наконец-то! Движение в холле. Я схватила ключ и бросилась к двери. Один поворот ключа, и замок заскрежетал и поддался. Я распахнула дверь настежь и не увидела никого.
Как это могло случиться?
Вернувшись в свою комнату, я взяла свечу. Я торопливо шла по темному коридору, прикрывая бешено пляшущее пламя рукой, миновала закрытую дверь комнаты милорда и вошла в детскую Кевина. Держа свечу высоко над его кроваткой, я с облегчением убедилась, что мальчик мирно спит, и его присутствие несколько умерило мою панику. Я пошла на цыпочках к двери Би. Она лежала в свей постели, неподвижная, как труп на катафалке. Возможно, я поддалась игре воображения. Возможно, мне просто привиделось во сне, что кто-то ломиться ко мне в комнату, как раньше я сообразила, что кто-то стоял у пруда. Вне всякого мнения, я слишком поддалась россказням Полли привидениях.
Вернувшись в холл, я остановилась в нерешительности. Я подумала было постучать в дверь Уиндхэма, уже подняла руку, чтобы сделать это, но тут дверь распахнулась.
Я уже видела прежде безумие. Мне довелось испытывать ужас. Но выражение лица милорда в то время, как он приблизился ко мне, не было похоже ни на то, ни на другое — выражение его лица было пугающе знакомым.
Свеча выскользнула из моих пальцев, когда я отпрянула назад. Мои руки поднялись в попытке защитить себя — увы! Слишком поздно! Его пальцы сомкнулись на моем горле, холодные и сильные, как стальные клещи.
По какой-то случайности свеча, упавшая к моим ногам, продолжала гореть, и от нее кольцами поднимался вверх черный дым. Уиндхэм толкнул меня к стене и зашипел:
— Если я не убил тебя прежде, то убью теперь! Боже, как ты мне отвратительна! Ради всего святого, если мне все равно придется гореть в аду, то я хочу покончить с этим безумием теперь же, Джейн!
Джейн!
Хотя его пальцы впились в мое горло, я ухитрилась выкрикнуть:
— Николас, я не Джейн! Не Джейн! Джейн умерла. Она мертва!
Я задыхалась, с трудом набирала в грудь воздух.
— Пожалуйста! Я Мэгги! Мэгги! Боже, помоги мне!
В мгновение ока взгляд Николаса прояснился Он тряхнул головой.
Его руки так внезапно отпустили меня, что я упала на колени. Когда наконец подняла к нему лицо, я не знала, чего мне ждать. Опустившись рядом со мной на одно колено, он схватил меня за плечи и встряхнул.
— Она была здесь. Я видел ее из своего окна. Я слышал ее голос в этом коридоре! Я ощущал запах ее духов. Говорю вам, я видел ее. Джейн здесь. Она жива! Ради Бога, почему никто из вас мне не верит?
Прежде чем я ответила, он поднялся и направился в свою комнату. С трудом встав на ноги, спотыкаясь, я последовала за ним.
Прислонившись к двери, я беспомощно наблюдала, как Николас поднял с полу подбитый мехом плащ и набросил на плечи.
— Что вы делаете, милорд? Вы ведь не собираетесь выйти из дома? Ведь уже глубокая ночь…
— Уйдите с дороги!
Рванувшись к двери, он отстранил меня и сказал:
— Клянусь Господом, что при свете дня я докажу всем, что эта сука, моя жена, вернулась. Клянусь, что к полуночи следующего дня мы оба будем гореть в аду!
Стоя в коридоре, я беспомощно наблюдала, как Николас исчез в темноте.
— Безумец!
Напуганная скрипучим голосом старухи, я круто обернулась. Ее худая, сгорбленная фигура отбрасывала в свете свечи странную тень. Выставив вперед острый подбородок, она разразилась злобным смехом, отдавшимся эхом в пустых комнатах, окружавших нас.
— Я вас предупреждала? Разве нет?
Растопленный воск капал на ее узловатые пальцы в то время, как она поднимала свечу повыше, чтобы видеть меня.
— Я вас предупреждала, что он безумец. Он был почти безумен, когда убил ее, а теперь совесть совсем доконала его. Ну и ладно, я говорю, счастливое избавление! Надеюсь, что его душа попадет в ад!
Выступив вперед, я ударила старуху по щеке. Она осела на пол, выставив вперед руку, чтобы защититься от меня.
— Злая девчонка! — закричала она. — Злая, злая девчонка! Я уж сделаю так, что вас уволят за это! Вы поплатитесь! Я уж устрою так, что вам придется раскаяться!
Я рванулась в свою комнату, схватила плащ и вернулась в коридор. В темноте я увидела приближающуюся ко мне знакомую фигуру.
— Боже, что здесь происходит? Ты, старая дура, — обратилась Матильда к Би, — что ты делаешь тут, на полу?
Я схватила Матильду за плечи:
— Позовите кого-нибудь на помощь, Тилли! Надо остановить Николаса.
Я оставила ее в недоумении над скорчившейся на полу старухой.
Выйдя из дома через кухню и плотно запахнув плащ, я оказалась окруженной темной туманной ночью, совершенно нечувствительная к кружению снега и холоду, обжигавшему кожу. В голове моей билась только одна мысль — я должна оградить Николаса от опасности. Утопая в снегу по щиколотку, я заковыляла к конюшне.
Слишком поздно! Николас появился уже на лошади. Поднимающийся ветер трепал полы его плаща. Лошадь чуть не растоптала меня, я шарахнулась в сторону и оказалась в глубоком снегу, а он промчался мимо.