— Я говорила с Би, и она показала мне портрет, написанный вами с жены.
— Моя жена ты, — ответил Николас ровным голосом.
В полном отчаянии я покачала головой.
— Я говорю о Джейн! — вскричала я. — Я видела портрет, написанный вами с Джейн! Вы можете мне объяснить, почему изрезали его ножом?
Лорд Уиндхэм выпрямился, прежде чем ответить мне.
— Думаю, лучше, что изрезан был портрет, а не она.
л.
— В этом мало утешения. Б и сказала, что она умерла следующей ночью.
— Хочешь сказать, что это я убил ее на следующую ночь?
— Вот именно.
— Вот как! И ты усомнилась наконец в правильности сделанного шага, любовь моя? Раскаиваешься, что вышла за меня замуж? Значит, в твоей хорошенькой головке наконец возобладал разум?
Его рука рванулась ко мне стремительно, как разящая змея, он схватил меня за подбородок и отклонил мою голову назад столь грубо и внезапно, что я потеряла равновесие и была вынуждена схватиться за него в поисках опоры. Его темноволосая голова склонилась к моему лицу и оказалась столь близко, что я почувствовала его дыхание на щеке. Он процедил сквозь зубы:
— Но теперь поздновато сетовать, а, леди Малхэм?
— Об этом я ничего не говорила, — ответила я со страстью.
— Нет, не говорила. Но у тебя в глазах появился такой же страх, как у всех в этом доме.
Он отпустил меня и, закрыв глаза, прислонился спиной к стене.
— Да, я изрезал портрет. Изрезал, потому что она попросила у меня Уолтхэмстоу. Попросила? Нет, я скажу точнее. Она потребовала Уолтхэмстоу. Она сказала, что, так или иначе, все равно получит его.
Николас посмотрел на меня и продолжал:
— В ту ночь я сказал ей, что скорее увижу ее мертвой, чем она получит хоть один камень из этого дома.
Заметив мою озабоченность, он вопросительно поднял бровь.
— Хочешь сказать, что никто из сплетников не болтает об этом? Это один из самых убедительных аргументов. И тогда она почти довела меня до крайности: я был готов убить ее. Но я даже пальцем ее не тронул, я все еще был достаточно здравомыслящим, чтобы обуздать свой характер. Когда Джейн вышла из комнаты, я просто взял мастихин и искромсал полотно на куски.
Его черты слегка смягчились, и он прикрыл глаза.
— Мне жаль, леди Малхэм, если это не то, что вы хотели услышать.
Не глядя на меня, Николас отделился со стены, и в молчании мы продолжали идти по коридору.
Этот кабинет вполне соответствовал вкусам моего мужа. Импозантный, изящно обставленный, со стенами, обшитыми панелями, украшенными резьбой и натертыми ароматизированным воском. Сводчатые окна выходили на восточную сторону садов Мастихин — узкая лопаточка или нож для растирания красок.
Уолтхэмстоу и пруд, возле которого я гуляла в день приезда сюда.
Милорд усадил меня в кресло с высокой спинкой, обитое кожей и отделанное медными украшениями, стоявшее у окна. На столе орехового дерева возле кресла были расставлены блюда с бриошами, канапе, пирожными и печеньем. В серебрянном чайнике стоял чай.
— Добро пожаловать к чаю, — сказал Николас. — Привыкай к нашим правилам и полюби их. Не сомневаюсь, что тебя будут приглашать в гости на чай, как только о нашем браке станет известно в округе. Соседи захотят поглядеть на тебя и будут испытывать твое терпение. Им захочется видеть твое лицо, когда они вдоволь натешатся сплетнями за твоей спиной.
Он взял пирожное и надкусил его.
— Можешь есть без опасения, любовь моя, — сказал Николас с иронией, — как видишь, я их еще не отравил.
Прежде чем я собралась ответить, в комнату вошел Тревор с графином шерри. Увидев меня, он остановился.
— Миледи, я не знал, что вы будете здесь… Прошу простить, если я заставил вас ждать.
Я ответила ему улыбкой и снова напомнила, что формальности — по части моего мужа, а я их не люблю.
Николас повернулся к письменному столу, огромному резному дубовому сооружению, по виду столь же древнему, как Уолтхэмстоу. Я различила на нем герб Уиндхэмов.
— Сядь, — распорядился Николас. — Я хочу как можно скорее покончить с делами.
— Понятно. Ведь это день твоей свадьбы. Поставив шерри на письменный стол, Тревор потянулся за бокалами.
— Хочу произнести тост по случаю вашей женитьбы, милорд.
Николас медленно опустился на стул, не отводя глаз от графина. Я знала, что наступит такой момент, когда сила воли моего мужа подвергнется соблазну и испытанию, но от этого знания мне не становилось легче. Николас был сердит на меняли я бы не удивилась, если бы он согласился поддержать предложенный тост просто в пику мне. К тому же я знала, что ему хочется выпить. Его весь день мучила ужасная головная боль. И если я была права, то боль мучила его и теперь.
Он опустился на стул с лицом, влажным от испарины, наблюдая, как Тревор наливает в бокал шерри. Но, когда Тревор собрался наполнить второй бокал, он сказал:
— Нет, благодарю.
Тревор, все еще держа графин над бокалом, с удивлением смотрел на брата.
— Нет? Боже мой, Ник, ты что заболел? Николас покачал головой, потом бросил взгляд на меня. С облегчением переведя дух, я ободряюще улыбнулась и сказала:
— Может быть, вместо этого милорд предпочтет выпить чаю?
Николас кивнул, и Тревор недоверчиво рассмеялся:
— Чаю? Чтобы Николас удовольствовался чаем вместо шерри? Я думал, что никогда не доживу до такого дня. Ну что же! В таком случае пей свой чай, дорогой братец. Но, если не возражаешь, я выпью шерри.
Подняв бокал к губам, он залпом выпил его содержимое.
Николас внезапно побледнел и закрыл глаза, и я поспешила налить ему чаю. Я поставила чашку перед ним, а сама осталась стоять рядом, готовая оказать поддержку, если она ему понадобится.
Ласково положив руку ему на плечо, я сказала:
— Кажется, вы слишком тепло одеты, сэр. Может быть, вам лучше снять сюртук?
Он медленно поднялся со стула и сбросил изящный, сшитый на заказ сюртук. Тонкая сорочка белого батиста, которую он носил под ним, прилипла к его коже, повлажневшей от пота, и обрисовывала рельефные мускулы на спине и плечах.
Николас не вернулся на свое место, а принялся шагать по комнате, нетерпеливо ожидая возможности поскорее покончить с делами.
Наконец после второго бокала шерри Тревор расслабленно откинулся на спинку кресла.
— Не хочу ходить вокруг да около, Ник… Я хотел тебя видеть, потому что возникло обстоятельство, которое мы могли бы использовать к своей выгоде.
Ник остался стоять у камина спиной к брату, устремив глаза на горящий торф. Он не ответил.
Тревор несколько раз кашлянул, привлекая к себе его внимание, потом внезапно резко поднялся и заглянул брату через плечо:
— Милорд, если я выбрал неподходящее время…
— Подходящего времени никогда не бывает, сэр, поэтому продолжай…
Тревор бросил взгляд на меня, и я увидела в его синих глазах пламя загорающегося гнева, но оно появилось на мгновение и тотчас же исчезло, столь быстро, что я подумала, что ошиблась. Однако выражение его лица выдавало его досаду на столь резкие слова Ника. И, по правде говоря, я не могла осуждать его. Николас мог уязвить кого угодно своими манерами в теперешнем нестабильном состоянии духа, и, догадываясь, как плохо он, вероятно, чувствовал себя, я уже собралась предложить, чтобы братья отложили на время этот разговор. Однако мне не удавалось вставить слово.
— Как я уже упоминал прежде, — продолжал Тревор, — я говорил с графом Греем, когда был в Йорке. Он собирается организовать экспедицию в Китай и поговаривает о том, чтобы вступить в партнерство с компанией «Твайнинг» в Лондоне. Граф Грей любезно предложил нам принять участие в этом проекте.
— Из какого расчета?
— Ну об этом можно договориться. Мы можем стать полноправными партнерами за пятнадцать тысяч фунтов. Но при меньшем проценте…