Это была одна из немногих вещей, на которых я настаивал.
Когда мои глаза встретились с отражением, я проговорил сквозь стиснутые зубы:
— Выполни это задание. Она просто морочит тебе голову. Перестань притворяться, что в ней или в тебе есть что-то особенное. Ты не особенный и никогда им не станешь, никогда больше, даже если когда-то и был.
Последнюю часть я пробормотал, а может, мне только показалось.
Лорел Карлсон заставила меня задуматься о вещах, которые я никогда раньше не хотел знать. Это была опасная тропа. Одна мысль вела к другой. Гримаса боли, когда я упомянул Картрайта, вернулась.
Мои пальцы побелели, я схватился за край туалетного столика и согнулся пополам. Черт, ее расстроенное лицо. Слова, которые я произнес, ударили, как кувалда. Воспоминание не было приятнее.
Подняв подбородок, я посмотрел себе в глаза.
Нет. Это неправильно.
Выключив свет, я вернулся в спальню и осмотрел комнату в поисках чего-то. Что, черт возьми, она увидела?
Здесь не было ничего необычного, ничего отличного от миллионов других спален.
Я снова потянул за воротник. Я бы сорвал эту чертову футболку, если бы мог гарантировать, что мы не столкнемся. Она права. Эта комната ничем не отличалась от подвала. Раньше все было хорошо, а теперь у меня началась клаустрофобия.
Подойдя к стеклянным дверям, я открыл одну. Свежий воздух ударил в меня холодным порывом, снежинки закружились в невесомости. На перилах было, вероятно, сантиметров семь или девять свежевыпавшего снега, все накопившиеся с момента нашего прибытия. Пейзаж за окном был окутан темнотой, виден был только белый покров. Снег меня не удивил. Темные тучи над горами, когда мы приближались, предупреждали о надвигающейся буре. Даже весной эта земля была готова к снегу, измеряемому в футах, а не дюймах.
Вдыхая и выдыхая, я наполнил легкие ледяным воздухом, пытаясь понять, что произошло.
Это было не похоже на меня.
Я не расстраивался и не жалел о своих действиях или словах.
— Какого хрена ты со мной делаешь?
Хотя я задал вопрос вслух, никто не услышал, мои слова были унесены зимними ветрами.
Вернувшись внутрь, я внимательно осмотрел стол. Нажав кнопку на экране, я подвигал мышь и вывел в поле зрения домашние камеры. Эй, придурок, разве наблюдение за ней через камеру не является меньшим нарушением ее личной жизни, чем то, что она вошла в твою спальню?
У меня не было настроения рассуждать.
Камера в ее спальне транслировала на мой монитор. Все еще стоя, опираясь на руки, я наклонился над столом и выбрал канал, не давая ему повернуться в другое место. Я не знал, что хочу увидеть.
Ее — Лорел.
Я хотел видеть её.
Линза настроилась на ночное видение. Свет у нее был выключен. Где же она?
Зеленый оттенок передавал зернистое изображение, камера развернулась и в поле зрения появилась Лорел. Не было никакого движения, которое можно было бы обнаружить. Она сидела на большой кровати, укрывшись одеялом и скрестив руки на груди. Ее лицо было лишено эмоций, она смотрела в темноту. Боль, которую я причинил, исчезла, или, может, просто была подавлена.
Я откинулся на спинку стула.
Я поднялся наверх, потому что Лорел Карлсон нарушила границу, которую я установил, просто и ясно. Я подошел позвать ее и восстановить свое доминирование в этих отношениях. Она была не на своей территории. Я устанавливаю правила. Если это сработает, если я собираюсь доставить ее в безопасное место, она должна следовать им.
Дело было не только в том, что она вошла в мою комнату. Меня здесь не было. Меня беспокоил тот факт, что она откровенно ослушалась. Правила были как перила на балконах, уважай их, и они сохранят тебя в безопасности. Игнорируй их и будь готова принять последствия.
Моя грудь наполнилась воздухом, я вдохнул и встал. Да, я пришел сообщить о последствиях. Не имело значения, что это каким-то образом привело к тому, что я неправ. Неужели это то, что делали все женщины, переламливали ситуацию?
Неудивительно, что я избегал их годами.
Мои ботинки стучали по доскам пола, когда я решительно шагнул к двери.
К черту все.
Это мой дом.
Она была моим заданием.
Я установил правила.
Я распахнул дверь спальни на лестничную площадку.