Единственный эффективный способ уничтожить врага, даже семью, — это отрубить ему голову.
Аллистер Спарроу и Руди Карлсон были главными.
У нашей новой организации Спарроу было четыре головы.
Мы никуда не собирались.
В данный момент мы со Спарроу сидели на заднем сиденье бронированного внедорожника, направляясь на заброшенную верфь. Сегодня вечером прибыла партия из пяти женщин. Как и сказал Патрик, главарь, которого послали разобраться с ситуацией, замолчал.
Это означало, что он либо испугался и сбежал, либо более вероятный сценарий состоял в том, что мы найдем его тело в бочке с кислотой.
Согласно кодированной декларации, возраст женщин варьировался от девяти до двенадцати лет. Контрабандист потребовал плату сегодня же вечером и пригрозил, что если не получит ее, то найдет других покупателей.
— Это может быть ловушка, — сказал я, мое нутро скрутило от такой возможности.
— Знаю, — сказал Спарроу. — Они увидят, что мы идем. Но мы готовы. Они не увидят тех десяти человек, что у нас там.
Я покачал головой.
— Оставайся в машине, Спарроу. Твое лицо в настоящее время является мишенью для половины города. Они убьют тебя, и все, что мы сделали и что будем делать, будет потеряно. Черт возьми, мы трое знаем, что и как делать, но эти другие… — Я кивнул подбородком в сторону главаря за рулем. — …они рискуют своими жизнями и обеспечивают контроль за тобой, за твое имя.
— И ты считаешь, что я должен вылезти и спрятаться в небоскребе?
— Это не шутки, — прорычал я себе под нос, стараясь, чтобы наш разговор не услышали на переднем сиденье. — Это значит быть ответственным. Ради безопасности короля. Это наша работа, не только нас троих, сотни других на улице. Не рискуй попасть в ловушку. Они знают твою слабость.
Темный взгляд Спарроу пробился сквозь прищуренные веки.
— Будь чертовски осторожен, Мейсон. Я уже разозлился.
— Я говорю то, чего не скажут другие.
— Есть причина, по которой они этого не делают. Они хотят дожить до завтра.
— Именно этого мы и хотим от тебя. Этот… — Я двинулся вперед. — …дети — это твоя слабость. Твой отец сказал бы «к черту всё» и позволил бы продать их кому-нибудь другому, если бы даже почуял ловушку.
— Я не отец.
Моя челюсть напряглась, я заставил себя молчать. Был и другой способ выиграть этот спор.
Реальность заключалась в том, что мы со Спарроу сражались; так было с того самого дня, как мы впервые встретились. Я был одним из немногих, кто мог и хотел его образумить. Я мог говорить. Я не мог заставить его слушать или прислушиваться к моим советам.
Напряжение внутри машины нарастало, шины внедорожника подпрыгивали на неровном асфальте. Мы не собирались ехать в оживленный центр с кранами, разгружающими грузовые контейнеры двадцать четыре на семь под яркими огнями. Этот док у реки Калумет не работал больше десяти лет. Разбросанные грузовые контейнеры были скорее убежищами для бездомных, чем пригодными для использования. Все в этом месте кричало о подставе.
— Сколько датчиков мы обнаружили в этой заброшенной адской дыре? — спросил я.
— Ни одного, — признался Спарроу. — Поставщик законный. Его использовали много раз, и он должен был получить наше сообщение, что округ закрыт для бизнеса. После сегодняшнего вечера он поймет, что, когда я скажу, что мы закончили, мы закончили.
Пустота стоянки немного успокоила мои нервы.
Машина, в которой мы ехали, остановилась в нескольких сотнях футов от заброшенного кирпичного здания. Окна были разбиты, но решетки, закрывавшие проемы, остались целы. Более чем вероятно, что когда-то здесь располагались офисы прорабов.
Я посмотрел выше, ища снайперов. Все еще сидя в машине, я прищурился. Моя способность стрелять на поражение с расстояния более двух тысяч метров означала, что кто-то другой мог сделать то же самое.
— Чертовски темно, — сказал я. — Я никого не вижу. Где наши, Спарроу?
Спарроу смотрел на экран телефона.
— Они здесь. Я улавливаю их сигналы.
— Я не вижу их.
— Тебе и не положено.
Я покачал головой.
— Если я не вижу их, то, возможно, не вижу и других.
— Черт, — сказал Спарроу громче, чем раньше. — Смотри.
Он подтолкнул свой телефон в мою сторону.
От картинки на экране у меня скрутило живот. На грязном бетонном полу, сбившись в кучку, лежали пять девушек, волосы у них были растрепаны, а на руках и лицах виднелись синяки. К счастью, они были одеты. И все же одежду, в которую они были одеты, лучше было бы назвать лохмотьями. Каждая выглядела истощенной.