— Черт, — проворчал я, опуская рукава до запястий. — Забудь, что ты это видела.
Лорел встала и подошла ближе, не сводя с меня голубых глаз. Наши глаза встретились.
— Кадер, они такие красивые. Почему ты не даешь мне их увидеть?
— Они не красивые.
Она потянулась к моей руке и к рукаву.
— Нет, Лорел. Это не подлежит обсуждению.
Глава 4
Лорел
Яркие цвета на руках Кадера заставили меня подняться со стула, оторвав от того, что я видела на экранах.
— Нет, Лорел. — Его голос стал хриплым. — Не подлежит обсуждению.
Он оттолкнул мою руку.
Пока он сильнее теребил манжету своего рукава, я снова прижала руку к груди, как в первый раз, когда он велел мне не прикасаться к нему. Было что-то в выражении его лица, что причинило мне боль, печаль, которую я не видела в нем раньше.
— Кадер.
Он покачал головой, его челюсть сжалась, жилы на шее натянулись.
— Я… я действительно мало что видела, но то, что увидела, было прекрасно.
Освещение в подвале было не очень ярким, и все же то, что я увидела, казалось калейдоскопом голубых, бирюзовых, зеленых и пурпурных цветов, ярких переплетающихся цветов, смелых и буйных. Издалека мне даже показалось, что эти отметины имеют глубину, как будто я могла их не только видеть, но и чувствовать. Хотя прошла всего лишь доля секунды, прежде чем он накрыл их, за это короткое время я поняла, что он ошибался. Его татуировки были прекрасны. Откроют ли они то, чего он не скажет? Есть ли у Кадера секреты, скрытые в татуировках?
Я сглотнула, наши взгляды встретились.
— Забудь, что ты видела, — его тон не предполагал, что я не сделаю то, что он сказал. Он потребовал.
— Почему? Цвета… они такие смелые. Я хочу их видеть.
Он с усмешкой отвернулся и направился к столу.
— Что? — спросила я.
— Ты все время просишь о том, о чем не должна.
— Если это замечание касалось вчерашнего вечера, то я ни о чем не жалею.
Он повернулся ко мне.
— Ты упомянула татуировки, ну вроде как. Ты что-то сказала после того, как приняла снотворное. Ты была в бреду, не зная, о чем говоришь тогда, и не знаешь сейчас.
Он начал извлекать еду из бумажного пакета.
— Меня тошнит от дерьмового фастфуда. Нам не придется долго с этим мириться.
Я подошла к столу, мой желудок требовал еды больше, чем я хотела спорить о татуировках Кадера. Это не означало, что я сдаюсь. Сев, я посмотрела на него.
— До этого я видела только края. Первый раз увидела их на твоем запястье в ночь встречи, когда ты поднял руку, чтобы успокоить толпу. Во второй — увидела часть рисунка на верхней половине груди. Ты оставил пуговицы расстегнутыми, когда я только проснулась.
Когда он не ответил, я продолжила: — Большинство людей гордятся татуировками. Я имею в виду, что они делают их не просто так.
Кадер покачал головой, выбившиеся пряди волос обрамили его лицо. Его зеленые глаза не отрывались от меня, пока он разворачивал и поднимал свой сэндвич.
— Оставь это.
Его грудь расширилась от глубокого вздоха. Не откусив ни кусочка, он швырнул бутерброд обратно в газету.
— Невероятно, черт возьми.
— Вот почему в спальне так темно.
Он встал и принялся расхаживать взад-вперед.
— Картрайт мертв. Кто-то заключил контракт на тебя и твою работу. — Он остановился и схватился за спинку стула. — Тебе не кажется, что есть более важные темы, чем мои тату?
Я развернула сэндвич, который он принес мне на завтрак. Хотя я не ела их уже много лет, не могла вспомнить, когда в последний раз, черт, он пах так фантастически.
— Расскажи мне, что тебя расстроило.
Он склонил голову к пластиковой стене.
Я поднесла бутерброд к губам и остановилась.
— Эрик вернулся в офис, и Стефани тоже.
Кадер кивнул, развернул стул и оседлал его.
— Ты знал это?
— Только сегодня утром. — Он откусил от бутерброда. — Они подняли тревогу, которая разбудила нас.
— Что еще ты видел? — спросила я между укусами.
— Скорее слышал, чем видел. Между Олсеном и кем-то по телефону шел разговор. Ни тебя, ни Картрайта никто не видел в офисе с вечера понедельника. Из того, что я слышал, Олсен пытался убедить другого человека, что вы двое не откажетесь от исследований и не скроетесь с ним.
— Значит, они не знают, что случилось с Рассом?
Этот вопрос придал моему завтраку горький привкус.
Кадер покачал головой.
— Никто никогда не узнает наверняка.